– Доброе утро! – поздоровался Леонид, заглядывая в кухню.

Посреди стола на старинном фарфоровом блюде возвышалась пирамида золотистых гренок. Алеша сосредоточенно сдирал зеленую фольговую крышку с кефирной бутылки. Лариса равнодушно ковыряла чайной ложкой творожный сырок.

– Ленечка! – расплылась в улыбке мать.

– Здорово! – бросил Алеша.

– Сегодня уезжаешь? – спросил он брата.

– Ага, – не оборачиваясь, кивнул Леня. – В четыре автобус.

– Ты это… – замялся Алеша. – Я с пацанами в школе поспорил, что ты золотую медаль получишь. Давай там, не обломай меня.

– Ладно, брательник, можешь на меня рассчитывать, – ухмыльнулся Леня и хлопнул Алешу по плечу.

Позже, когда Алешка ушел в школу, а мать убежала наконец в очередную контору, куда ей удалось пристроиться секретаршей, заскочила Марианна. На ней было модное кожаное пальто, а каштановые волосы взбиты кудрявой копной, «под Пугачеву». Она стрельнула золотисто-карими глазами по сторонам и заявила:

– Я на минутку, попрощаться. Кто дома?

– Только бабка, – выдохнул он, скользя губами по ее шее.

– Ну подожди, – тихонько рассмеялась она, – дай хоть разуться.

– Не могу! Пылаю страстью, теряю голову! – бешено вращая глазами, прорычал Леонид.

Марианна расхохоталась, оттолкнула его, скинула пальто и стащила наконец второй сапог.

С Марианной, студенткой юридического факультета МГУ, они познакомились полгода назад, в компании общих друзей. Внимание Леонида сразу привлекла яркая, веселая, темпераментная девушка, выдумщица и хохотушка.

– Ты надолго? – спросила она, проходя по коридору в его комнату.

– На пару недель. Большие соревнования, всесоюзные, – объяснил Леня, запирая дверь на задвижку.

Марианна присела на край постели, парень опустился рядом и сразу же потянулся к застежке ее платья.

– Так долго, – вздохнула она. – Я буду скучать по тебе.

Он опрокинул Марианну на диван и навалился на нее всей тяжестью.

Дверь за спиной Леонида тихо приоткрылась, и в раздевалку влетел рев и грохот огромного стадиона. Гудели трибуны, комментатор что-то монотонно бубнил из динамика, слышно было, как по коридору, громко совещаясь, бегают телевизионщики. В узкий дверной проем протиснулся Валерий Павлович, бессменный тренер и советчик.

– Ну что? Как настроение? Боевое? – Он быстро прошелся по раздевалке, нервно потирая ладони. – Врач, который осматривал тебя утром… Он говорил со мной… И считает, что тебе еще рано выступать после той травмы. Помнишь, зимой?

– Как это рано? – Леня даже вскочил со скамейки от возмущения. – Да я и забыл уже про тот вывих. Во, смотрите!

Он сбросил темно-синюю шерстяную олимпийку и, оставшись в форменной майке, принялся крутить правой рукой в разные стороны, демонстрируя тренеру, что вывих плеча давно зажил.

– Да вы сами знаете, я всю программу сто раз делал на тренировках.

– Я-то знаю, – покивал Валерий Павлович. – Но врач говорит, что связки еще слабые, малейшее перенапряжение – и разрыв… А может быть, и перелом… Это будет означать конец карьеры в большом спорте. Понимаешь?

Макеев помрачнел, отвернулся и принялся мерить шагами раздевалку. Конечно, это всего лишь крупные соревнования, не чемпионат мира, не Олимпиада. Можно и пропустить. И все-таки… Твердое осознание того, что сейчас он выйдет на арену, адреналин мощно захлестнет все его существо, и он, на мгновение став для толпы больше, чем богом, взлетит, укротив законы земного притяжения. К этому моменту, длящемуся вечность, секунде власти над застывшими внизу в немом восторге людьми, он был привязан всем своим естеством, и только это имело реальную власть над всей его жизнью.