– Предсмертный стих писать будешь? – осведомился Юкио, обратив окровавленную повязку прямо в лицо мужчины.

Лицо у человека в костюме было скорее удивлённым, чем страдающим. Под линией коротко остриженных волос поблёскивали капельки пота.

Он открыл рот, но смог только захрипеть и забулькать. По подбородку побежали кровавые струи, и он повалился на спину – а тем временем Юкио уже успел выхватить у него из руки револьвер, про который все уже успели забыть.

Уже там, на полу, он продолжал хрипеть и шевелить руками. Но опасности больше не представлял.

Тем временем Юкио тоже взвёл курок – и наставил дуло на водителя.

– Трогай! – скомандовал школьник.

Молоденький тщедушный водитель посмотрел на него, потом вниз, где ещё корчился человек в стандартном костюме, – и поступил как учили. А именно – выкатился прочь из кабины и нырнул прямо в толпу. Следом за ним соскочила и кондукторша.

Юкио тем временем переступил через поверженного противника и подошёл к кабине, срывая теперь уже бесполезную повязку с глаз.

Пассажиры, кто был поближе к двери, использовали эту заминку, чтобы тоже ускользнуть из опасного вагона.

Юкио шлёпнулся на нагретое солнцем кожаное кресло. Он сориентировался моментально: положил револьвер перед собой, а потом одной рукой вдавил красную кнопку, а другой дал максимальный, четырёхкратный ход на рычаге.

Трамвай тронулся. Где-то позади захлопали выстрелы и кто-то закричал. Юкио поискал рычажки управления дверьми, нашёл их – но закрывать пока стал.

За его спиной, вспоминая инструктаж о поведении под обстрелом, торопливо сползали на пол те пассажиры, кто не успел выскочить. И это оказалось разумным. Лопнуло звездой, а потом осыпалось осколками правое окно. Следующая серия выстрелов рассекла лобовое стекло, оно осыпалось, словно ледяной занавес.

Юкио успел закрыться руками. Потом достал из волос особенно крупный осколок, отшвырнул его прочь и врезал кулаком по кнопке подачи песка. Под железными колёсами заскрипело – а трамвай уже входил на полной скорости в поворот. Конечно, это не рекомендовалось – но рельсы на поворотном участке следовали плавному изгибу лемнискаты Бернулли, так что, как ни старалась центробежная сила, вагон не сошёл с рельсов и не опрокинулся.

А вот строили бы по квадратиссе, как геометрически не образованные испанские инженеры, – не миновать бы беды…

Трамвай катил дальше. Выстрелы ещё слышались – но окна больше не бились. Кимитакэ поднял голову и увидел, что на скамейках и полу сверкают целые созвездия осколков, а человек в костюме больше уже не шевелится. Крови вытекло так много, что она уже добралась и до локтей Кимитакэ – а ведь наш герой лежал как раз напротив задних дверей.

– Куда мы едем? – крикнул он.

– Куда бы мы ни ехали, они найдут способ перекрыть дорогу, – отозвался Юкио. – Давай, вставай. Выходить будем.

Совершенно не смущаясь тому, что трамвай остаётся на ходу, Юкио поднялся с кресла и подошёл к предусмотрительно открытым передним дверям. Посмотрел вперёд, потом назад – но явно не смог разглядеть там ничего, что заслуживало бы его внимания.

– Мы не расшибёмся? – спросил Кимитакэ, поднимаясь и глядя, как за проёмом убегает, изгибаясь и пульсируя, линия бордюра.

– Трамвай – он не быстрее бегущего человека. Давай, вместе!

Почему-то прыгать вместе оказалось очень легко. Они выкатились на тротуар прямо перед какими-то железными воротами – а брошенный трамвай так и уполз вверх на мост, утаскивая за собой три вагона обомлевших пассажиров.

Кимитакэ посмотрел им вслед – а потом заметил, что мост железнодорожный и под ним как раз пыхтит чёрная труба прибывающего поезда. Чугунная ограда, перед которой они стояли, была оградой одного из вокзалов старинной столицы.