То, что сейчас держит подле нее, всего лишь жалость, сострадание и ничего больше.

Но я и раньше испытывал подобные чувства к девочкам, попавшим в беду. Сейчас, какого-то хрена, слова о жалости и сострадании, которые я хотел нацепить на эти чувства, плохо подходили.

Какого черта?! Я бросил быстрый взгляд на Майю, будто в поисках ответа. Но она молча спала и, к счастью, не слышала моих мыслей.

В голове мелькнуло какое-то старое воспоминание. Мелькнуло — и затерялось в ворохе мыслей. Я хотел было сосредоточиться, чтобы заставить его вновь всплыть на поверхность, ибо чувствовал в нем что-то важное, но высокая скорость и невыносимо медленные соседи по дороге, которых приходилось постоянно объезжать, не давали толком вникнуть ни во что другое, кроме аккуратного вождения.

Вдалеке показался отель. У меня осталось не так много времени, чтобы вернуть себе привычное настроение. Придется переварить внезапное пробуждение совести и догнать ускользнувшее воспоминание позже.

Заехав на прежнее место, где и раньше оставлял машину, я заглушил мотор и с силой растянул щеки в улыбке. Если страдать около минуты этой странной фигней — улыбаться, как дурак, — то настроение действительно поднимается. Без шуток. Хорошо, что Майя не увидит моих кривляний, ведь до сих пор спит, как младенец.

И выглядит так же мило — умилительно! Ей сейчас на вид вообще не больше шестнадцати. Я неосознанно приблизился к ней, скользя взглядом по нежной бархатной коже от длинных пушистых ресниц до соблазнительно-приоткрытых губ. Очень скоро я ее поцелую. Совсем скоро. Пусть уж извинит, нет никаких сил терпеть.

Интересно, что ей снится? Соблазн побаловаться даром и заглянуть к ней в сон был слишком велик. Не удержавшись, я прикрыл глаза.