Захарыч, подтянутый, строгий, ходил вокруг купели за священником и Светой, которая была облачена в длинную белую рубаху с такими же длинными рукавами, и был невероятно горд моментом – он крёстный отец! Отец! У него появилась дочь! Света!

Тут же были и Пашка с Венькой. Крёстной матерью сегодня выступала Ольга Борисова. Она немного волновалась – это вам не со львами в клетке один на один, с которыми она управлялась влёгкую. Тут общение покруче… Захарыч знавал её отца – Владимира Борисова, великого дрессировщика и артиста. Уважал его как мастера и человека, поэтому выбор крёстной пал на Ольгу сразу же, как только об этом встал вопрос. Она, громогласная, волевая, тут же огласила на весь цирк: «Светка! Будешь в дочках у меня ходить! Если что с Пашкой “не туда”, скормлю львам! Мы ещё вас венчать будем!..»

Женя, муж Ольги, некогда классный вольтижёр, а теперь её ассистент и правая рука, тоже держал свечу, крестил лоб двуперстием. Все его родственники были староверами. Отец Симеон обратил на это внимание, зыркнул глазами, повысил и без того мощные децибелы своих связок, дёрнул плечом. Женька замер с двуперстием, вместо осенения почесал лоб. Растерялся, скукожился. По-своему крестился, только когда строгий батюшка поворачивался к нему спиной.

Отец Симеон подул на уста крещаемой, её лоб, грудь, обратился к Всевышнему:

– Изгони из неё всякого лукавого и нечистого духа, скрытого и гнездящегося в её сердце…

Света светилась удивительным внутренним светом. Ах, как точно сейчас ей шло её имя! Она была воплощением света! Нательный крестик, купленный накануне, сиял маленьким солнцем на её груди…

Пашка залюбовался женой, отвлёкся и по инерции воткнулся в могучую спину отца Симеона. Тот, не прерывая молитвы, угрожающе качнул кадилом в сторону нарушителя таинства, продемонстрировав при этом недюжинный кулак, и многозначительно стрельнул глазами. Пашка невольно сделал шаг назад и наступил на ногу Веньке, который, в свою очередь, что-то буркнул и врезался в Женьку. Тот ойкнул. Ольга свирепо взглянула на мужа. Женька мимикой показал ей своё отчаянное положение, типа: «А что я! Я – ничего! Я-то здесь причём?» – и опустил глаза. Оля в клетке пресекала всякое львиное неповиновение мгновенно. Как и на манеже, в храме она по-прежнему оставалась Ольгой Борисовой, заслуженной артисткой, укротительницей африканских львов!

Небольшая заминка была преодолена отцом Симеоном очередным повышением его мощного, чуть хрипловатого голоса и взглядом, полным укоризны. Фотиния улыбнулась, сжала губы, сдержав невольный смех. Голова крещаемой тут же исчезла в купели, куда безо всякого предупреждения кунул её отец Симеон.

– Крещается раба Божья Фотиния во имя Отца! Аминь! – Света едва успела набрать воздуха в лёгкие, как волосатая рука батюшки вторично попыталась её утопить в святых водах купели. – Сына! Аминь! И Святаго Духа! Аминь!..

Экзекуция с водой была закончена. Света виновато улыбалась – она едва не испортила таинство своей гибелью. Но, Слава, опять же, Богу – всё обошлось… Пашка, поигрывая скулами, безо всякого пиетета смотрел на такого бесцеремонного слугу Господа.

Потом Свету мазали елеем, водили к алтарю, совершали всё положенное. Отец Симеон, ближе к концу, неожиданно оттаял и стал даже вполне миролюбивым дядькой. Его пригласили в цирк, но он деликатно отказался.

Вечером, после представления, в гостинице закатили пир! Оля с Захарычем восседали во главе стола, гости по кругу, а Света с Пашкой скромно в углу. Новообращённая сидела с тихой улыбкой, как Рафаэлевская мадонна. Аромат благоухающего миро до сей поры витал над ней. Пашка принюхивался, улыбался и периодически целовал жену в лоб. Сегодня в их жизни произошло нечто Великое…