Неожиданно взгляд его упал на Морикана, который раскуривал черуту.

– Да что такое с этим парнем? – рявкнул он. – Зачем он сунул в рот этот вонючий мусор? Разве мы ему не дали хороших сигар?

Покраснев, Морикан объяснил, что отложил сигары на потом. Они слишком хороши, чтобы сразу их выкурить. Он хотел сначала немножко полюбоваться на них.

– Он что, охуел? – крикнул Леон. – Скажи ему, что сейчас он в Америке. Мы не думаем о завтра. Скажи ему, что, когда у него кончатся сигары, я пришлю ему коробку из Эл-Эй[107]. – Он отвернулся и тихо, как бы между прочим, сказал: – Все же что его так прищемило? Он что, до смерти голодал где-то там? Ну да черт с ним! Послушайте, я хочу рассказать вам одну смешную историю – намедни услышал. Переведешь ему, ладно? Хочу посмотреть, будет ли он смеяться.

Моя жена делает тщетную попытку накрыть стол. Леон уже начал выдавать свою смешную историю, довольно непристойную, и Лайлик уссывается от восторга. В середине своей байки Леон делает перерыв – отрезает еще один кусок хлеба, наливает себе, снимает туфли и носки, натыкает оливку и так далее. Морикан следит за ним квадратными глазами. Для него это новый образец рода людского. Le vrai type americain, quoi![108] У меня подозрение, что он действительно получает удовольствие. Поцеживая бордо, он облизывает губы. Эта соленая лососинка интригует его. Что до кукурузного хлеба, то никогда прежде он такого не видывал и не пробовал. Просто превосходный! Ausgezeichnet![109]

Лайлик хохочет так, что слезы катятся у него по щекам. Байка действительно смешная, непристойная, но труднопереводимая.

– В чем проблема? – говорит Леон. – У них что, нет там таких слов?

Он оглядывает Морикана, вкушающего яства, смакующего вино, старающегося раскурить огромную гаванскую сигару.

– О’кей. Забудем про шутку. Он набивает желудок, это вполне нормально. Послушай, так кто он, говоришь, такой?

– Астролог, помимо прочего, – сказал я.

– Да он свою жопу от дырки в земле не отличит. Астрология! Кто станет слушать про это дерьмо? Скажи ему, что надо бы поумнеть… Эй, подожди минутку. Я назову ему свой день рождения. Посмотрим, что он выдаст.

Я сообщаю эти данные Морикану. Он говорит, что пока не готов. Хочет еще немного понаблюдать за Леоном, если мы не возражаем.

– Что он сказал?

– Он сказал, что сначала хочет насладиться едой. Он знает, что ты человек исключительный, – добавил я, чтобы снять напряжение.

– Он сказал золотые слова. Ты чертовски прав, я действительно исключительный человек. Другой на моем месте уже свихнулся бы. Сделай одолженье, скажи ему, что я его раскусил. – Затем, обращаясь непосредственно к Морикану, он говорит: – Как вино… vin rouge? Неплохое, да?

– Epatant![110] – говорит Морикан, не подозревая о том, что творится у него перед носом.

– Да уж конечно, блин, хорошее, – говорит Леон. – Я его покупал. Я умею отличить хорошее от плохого.

Он внимательно смотрит на Морикана – как охотничья собака, поводя кончиком носа, затем обращается ко мне:

– Он что-нибудь делает, кроме того, что гадает по звездам? – И, сочувствующе глянув на меня, добавляет: – Клянусь, что для него нет ничего приятней, чем просиживать днями свою жирную задницу. Почему ты не заставишь его работать? Пусть копает в саду, сажает овощи, выпалывает сорняки. Вот что ему нужно. Знаю я таких оглоедов. Все они одинаковы.

Моей жене стало не по себе. Она не хотела, чтобы ранили чувства Морикана.

– У него в комнате есть кое-что, что вам будет интересно посмотреть, – сказала она Леону.

– Ага, – сказал Лайлик. – Как раз то, что тебе близко.