– Давно меня так не имели.

Кусаю изнутри щеку.

Я уверена, «Елки» – это первая и, возможно, единственная кофейня, из которой его когда-либо выгонят, но, каким бы абсурдным ни был мой мораторий, с ним придется считаться.

– Подайте в суд, если хотите. Или начните прокурорскую проверку.

– Обойдемся без этого.

– Как угодно. А теперь уходите, – указываю подбородком на дверь. – Всего хорошего.

Обернувшись, он бросает взгляд на дверь. Возвращает его ко мне, окутывая зеленью своих необычных глаз. Они все еще горят, и моя кожа снова чешется.

Алиев осматривает помещение, полы, потолки. Нервирует меня, предпочитая молчать. Его губы сложились в легкую ухмылку, тело расслаблено. Обведя мое лицо медленным взглядом, он плавно разворачивается и направляется к выходу. Не оглядываясь.

Продолжая кусать щеку, я наблюдаю за его движениями.

За разворотом плеч и тем, как они натягивают ткань черного бомбера.

Растревожив колокольчики, Денис Алиев выходит за дверь. Я снова начинаю дышать, только когда она хлопает. Не двигаюсь с места еще минуту, продолжая смотреть на эту чертову дверь. В неменьшем трансе возвращаюсь за свой стол, и в моей голове пусто, как никогда.

Я наконец-то пускаю на лицо улыбку. Тру висок и улыбаюсь монитору ноутбука, обеими ногами увязнув в своем трансе.

Черт.

Даже через час выбросить из головы ситуацию не выходит, но с этим отлично помогает моя сестра. Когда она заходит в кофейню, мой транс развеивается как по щелчку. Реальность со всеми ее углами врезается в меня на полной скорости, заставляя вспомнить, почему я так не хотела этой встречи.

Кире двадцать один, и она готовится к свадьбе. Замужество – это слепая цель ее жизни, и я не уверена, что она отдает себе хоть какой-то отчет в том, что такое брак.

Или измена. С подкатившей к горлу горечью я думаю о том, что сделала бы все, лишь бы уберечь ее от такого урока судьбы.

Жених старше ее на восемь лет. Это бизнесмен, с которым она познакомилась через друзей. Эгоизм и прочие фокусы моей сестры он воспринимает с философским спокойствием. Он в состоянии оплатить любой ее каприз, даже самый дурной.

Мы похожи, но только внешне. Такой инфантильной я не была даже в двадцать. Может, потому что меня как старшую баловали гораздо меньше.

Кира одета в густой аромат своих духов и костюм-тройку с брюками в пол. Упав в кресло напротив, она машет Ильдару и требует:

– Сделай мне лавандовый раф.

Глубоко вдохнув, закрываю ноутбук.

Ее свадьба через три месяца, и в моих руках все карты, чтобы затмить это событие, а подобное для нее ни черта не приемлемо.

– Ты какая-то осунувшаяся, – замечает Кира. – Тебе бы в солярий. А лучше пусть Балашов тебя куда-нибудь свозит. Когда ты в последний раз нормальное солнце видела?

– Нам было не до этого, – напоминаю ей о том, каким сложным для моей семьи был прошедший год.

Перед глазами возникает лицо «виновника торжества», но я знаю обо всей ситуации не так много, чтобы ненавидеть его безусловно. Однако мне достаточно того, что есть, чтобы четко понимать, на чьей я стороне. Разумеется, на стороне своей семьи. При любых чертовых обстоятельствах. Моральных, юридических или каких угодно еще.

– Ну да, – фыркает Кира. – Я и забыла… Все равно сделай что-нибудь с кожей. Ты все-таки сестра невесты. Вы с Вадимом будете за нашим столом. И родители тоже…

Ее советы – не то, к чему обычно я прислушиваюсь, но этот кажется мне отличным.

Уже в пять утра я разглядываю серый потолок новой квартиры, соприкасаясь кожей с непривычной тишиной.

Несмотря на то, что в последний год Вадим больше ночей провел на диване в своем кабинете, чем в нашей постели, я редко чувствовала себя обделенной. Его место с удовольствием занимала Сабина, да даже если и нет, его присутствие где-то в доме всегда успокаивало.