— А то я пытался позвонить, а она недоступна. Возможно, её оператор не принимает международные звонки, — и опять он сфальшивил как флейта и закашлялся, чтобы скрыть неловкость, как старый фагот.

— Кай, — сказала Данка тоном, каким обычно сообщают печальные новости. — Не в операторе дело. Она сменила номер и просила новый тебе не давать.

— Ясно, — как бы беззаботно ответил он.

— Я думаю, ты понимаешь, что… — начала она пояснять.

— Дан, — перебил он грубо. — Я всё понимаю. Не надо. Нет, значит, нет. Не будем об этом.

— Хорошо, — вынуждено согласилась она.

Разговор не клеился. Опять повисла пауза. И опять он хотел спросить всё ли у неё в порядке, хоть и прекрасно помнил, что уже спрашивал об этом.

— Ладно, — сказала сестра. — Привет, твоей Бобби, или Робби, или как там ты её зовёшь. Пока!

— Давай! — согласился он и нажал «отбой».

Робби, Бобби. Это он, твою мать, Добби! И Добби ни хрена не свободен!

Он на всякий случай всё же набрал старый Оксанкин номер. Недоступен.

Захотелось швырнуть этот бесполезный телефон в пруд. Нет, захотелось самому нырнуть в эту зелёную воду. Утопиться в этой тоске. Он должен поговорить с Оксаной!

Услышать её голос, увидеть, прикоснуться, обнять, вдохнуть запах её волос… нет, так далеко он не загадывал. Он решил жениться и отпустил её. Он никогда её и не держал, ничего не обещал, не обнадёживал, но она всё равно ждала, всё равно любила его и всегда открывала ему двери.

И он возвращался снова и снова. Как пчела в улей. И где бы не кружил, не жужжал, не махал крылышками, уставший, измученный, злой, изломанный, он полз к её дому, или набирал её номер, чтобы получить ровно то, в чём нуждался: в холод — тепло, в жажду — глоток воды, в потёмках — лучик света, в тоске — поддержку.

— Звонила сестра, — сообщил он Роберте. — Мне надо вернуться. Дела требуют моего присутствия.

— Хорошо, — безмятежно ответила она, растирая мягкий грифель пальцем, отчего на бумаге появилось грязное пятно. — Заказывай билеты. Надо, значит, вернёмся.

— Нет, — ответил он слишком поспешно. — Тебе не обязательно прекращать свои уроки.

— Но мы же теперь вместе, — ответила она тоном, не терпящим возражений, и посмотрела на него строго, как веган на человека, тянущего руку к ветчине. — Значит, вместе и вернёмся.

— Роб, мы не пара, — уверенно возразил Кай.

Карандаш выпал у неё из рук и глаза медленно, но уверенно начали заполняться слезами.

— Кай, я люблю тебя. Я что-то сделала не так? Где, скажи? Флиртовала с этим старым пнём? Кай, пожалуйста! — она вцепилась в его руку. — Пожалуйста, не бросай меня! Второй раз я этого не вынесу.

— Роб, прошу тебя. Не надо истерик. Мы замечательно провели вместе время. Но я ничего тебе не обещал.

— Но мы же хотели вернуться вместе в Нью-Йорк, — по её щекам пролегли дорожки слёз.

— Ты хотела, Роб.

— Но ты не возражал, — она смахнула слезу пальцем и на щеке остался грифельный след, похожий на боевую раскраску индейцев.

Вот они и перешли в новую стадию отношений. Теперь она будет тревожно хватать его за руку каждый раз, когда ему потребуется сходить отлить.

Он не задумываясь расстался с Оксаной, просто поставив её перед фактом. Он бросил Кристину Филатову у алтаря. И всё это для того, чтобы вляпаться в эти дерьмовые, фальшивые, надуманные отношения с Робертой. Она так грамотно растянула силки, что он даже не подумал, что это ловушка. Хотя нет, конечно, подумал. Но так хотел обмануться!

Роберта усиленно изображала искренность, а Кайрат усиленно делал вид, что ей верит.

— Хорошо, не плачь, — он прижал её к себе. — Полетим вместе.