— Я слышу бульканье у тебя во рту, поэтому верю. 

Я внимательно оглядываю её, ища признаки того, что амнезия отступила, и она вспомнит, с какой жадностью обсасывала мой язык. С её хреновыми актёрскими способностями она бы точно себя выдала, а она не выдаёт. Смотрит прямо и как ни в чём не бывало скалит зубы. Памяти, блядь, как у комара.

— Можно вопрос, Кирилл Алексеевич?

Я настораживаюсь, но киваю.

— Вы очень молоды и тем не менее уже владеете собственной империей. Чему вы обязаны своим успехом?

Где-то этот дебильный вопрос я уже слышал.

— Ты знаешь, сколько мне лет?

— Двадцать семь? — предполагает моя ассистентка, которая должна знать обо мне всё.

— Мне двадцать восемь, и у меня в собственности трёхэтажный офис в центре Москвы, а ещё я возглавляю крупнейший столичный холдинг. Я бы мог наплести тебе, что я очень хорошо разбираюсь в людях, рассказать о природном чутье и решениях, основанных на фактах и логике, но всё это будет полной хренью, ибо с нуля такой бизнес не построишь. Изначально компания, которую я возглавляю, принадлежала моему старшему брату.

— А где сейчас ваш старший брат? Отдыхает от дел, попивая коктейли на Бали?

— Он умер.

Я жалею о сказанном сразу же, потому что Александра начинает растерянно хлопать глазами, а потом неожиданно тянет ко мне ладонь, кладет её на мою кисть и осторожно гладит, словно новорождённого котёнка.

— Мне очень жаль.

Я опускаю взгляд на её руку и смотрю до тех пор, пока она её не отдёргивает. Так-то лучше. Несчастный случай, произошедший с Владом, ни для кого не секрет, и просто удивительно, что она об этом не знает. Если в мире существует премия за самый бездарный шпионаж, то квартира Александры должна быть забита её статуэтками. Может, её по блату взяли? Никак не сойдётся у меня в голове картина мажорки на побегушках.

15. 15

Саша

Домой я приезжаю в обед, в течение часа отмокаю в ванне, вытравляя из себя похмельные споры, после чего еду в штаб-квартиру Кати — давать отчёт по расследованию.

— Сашуня, хай! — Катя пытается заключить меня в объятия, но я предусмотрительно уворачиваюсь, ибо ещё не полностью доверяюсь её выздоровлению.

— Выглядишь гораздо лучше, — жертвую щедрый комплимент её всё ещё зеленоватому лицу и удобно размещаюсь на софе.

— Ну, рассказывай, — припухшие глаза Кати вспыхивают журналистским азартом. — Что там Серов? Сильно руки распускал? Хорошо бы синяки остались. Запись сделала? Он заставлял тебя залезать к себе под стол? Он правда любит делать это по-собачьи?

Я морщусь. 

— Кажется, ты перечитала книжек о развратных боссах, пока болела. Слушай, а ты уверена, что информация о Серове достоверна? 

— А есть сомнения?

— Ну вообще-то да. Он, конечно, не в моём вкусе, но, если смотреть фактам в глаза: он ведь до жути хорош собой, — «И кочерга в полном порядке», — подсказывает внутренний голос. — Двадцать восемь лет, сказочно богат, не дурак. Я помню фанаток Макса: стоило ему только улыбнуться, они из трусов готовы были выпрыгнуть. И вот этот такой же. Для чего ему кого-то домогаться? 

— Хм… у меня другая информация. Есть минимум три свидетельницы, которые в один голос заявляют, что он по часу растлевал их на своём рабочем столе, а потом вышвыривал за дверь. 

— У него действительно паршивый характер, но он не производит впечатление плохого человека. Ты знала, что у него старший брат погиб?

Катя закатывает глаза, и мне это не нравится. Закатывать глаза — это моя прерогатива.

— И тебя он обвёл вокруг пальца. Ну же, Сань, ты же умная девчонка. Сначала он перед тобой в образе говнюка, а потом вдруг открывает тебе своё израненное сердце. Ты таешь, проникаешься к нему сочувствием и раздвигаешь перед ним ноги, предоставляя свою щедрую вагину ему в утешение. Секс из милосердия, сечёшь? У всех он был, и все про него знают.