Матвей заваривает чай в стильном прозрачном чайничке. У Дианы всё так славно, красиво, удобно. Кухню тут же наполняет аромат мяты и клубники.

— Иногда я по тебе скучаю, — говорю тихо. Искренне.

Это правда, и сказать обратное было бы ложью, причем совершенно неважно, при каких обстоятельствах мы расстались.

Матвей достает две чашки, в обе кладет сахар. Персонажи в мультике Петра начинают хором петь. Мое сердце колотится. Жаль, тут нет снега.

— А ты? — спрашиваю.

Он молчит. Молчит, молчит. А когда начинает говорить, — хрипло, достаточно резко, чтобы мне захотелось исчезнуть, — на меня совсем не смотрит:

— Ты целовалась с каким-то левым мужиком.

Матвей передергивает плечами, будто его коснулось что-то неприятное, скользкое, липкое.

— Я знаю. Это была ошибка. И я бы хотела, чтобы ты меня простил. Не как девушку, а как друга.

Он качает головой.

— Совершенно неважно, скучаю ли я. И скучаешь ли ты, Юля.

— Просто знай, что я об этом жалею.

— Не говори со мной на эту тему больше.

Матвей берет обе чашки и ставит на стол. Щелкает дверной замок, входная дверь открывается. Это Диана или Павел.

— Почему? — спрашиваю, нахмурившись. С вызовом.

— Пожалуйста.

— Иначе что, Матвей?

— Иначе мы вновь станем врагами. И на этот раз ты заметишь.

5. Глава 5

Пётр спрыгивает с дивана и пулей несется в прихожую. Перебирает ножками со скоростью света.

Мы с Матвеем, не сговариваясь, оба улыбаемся. Ну какой же забавный мальчишка получился! Нам нужен, просто необходим этот ребенок, чтобы разряжать обстановку. Придется таскать его на все встречи, если они будут.

Хотя... у нас же скоро появится свой собственный!

Или пока рано шутить на эту тему?

— У Петра установлен внутренний локатор, настроенный на мать. Если Диана где-то поблизости, пацан ее чувствует, — говорит Матвей чуть мягче, чем до этого. Но по-прежнему резковато.

Я нервно смеюсь.

— Это у всех мальчиков, наверное. Сначала по отношению к мамкам, затем к подругам.

— У Адомайтисов точно, — парирует он. И бубнит себе под нос: — Хер его потом, блть, отключишь.

У меня волоски на коже дыбом поднимаются.

Диана или... Диана Романовна — я ее то так, то эдак, — пищит от счастья при виде сына. Шумно раздевается, разувается.

А мы с Матвеем оба как-то внезапно понимаем, что находимся в кухне вдвоем. Он делает несколько шагов в мою сторону и оказывается опасно близко. Смотрит вниз. На свои носки или на мою грудь — уж не знаю. Лично я пялюсь на его подбородок.

Матвей тянется рукой к шкафу, что расположен за моей спиной, достает оттуда пакет с печеньем. Потом отходит и кладет его на стол.

— Угощайся. Тут сушки.

— Мог бы попросить, я бы отошла, — говорю я, все еще чувствуя аромат его туалетной воды.

Которую сама для него выбирала год назад. На коже Матвея она раскрывается по-особенному.

Диана наконец заходит в просторную кухню. Держит Петра на руках и излишне широко улыбается.

— Приветик! О, вы чай заварили, какие молодцы! Я торопилась так сильно, аж бежала! — неловко посмеивается она. — Руки были в лампе, и я не прочитала Пашину эсэмэску, что он ненадолго отъедет в клинику. Пациенты приехали из другого региона, нужно было срочно посмотреть... У вас всё хорошо, ребята?

Энтузиазм Дианы Романовны бьет ключом, как обычно. На ее занятиях по химии всегда было интересно. Но ситуация, в которой мы оказались в данный момент, конечно, рядом не стояла.

— На два слова, Диана, — жестко говорит Матвей.

Равнодушно проходит мимо нас обеих и направляется в комнату.

Диана смотрит на меня, округлив глаза и не скрывая паники. Она вообще очень настоящая во всем. Я же поджимаю нижнюю губу, которая начинает дрожать.