Так вот оно что, лешак не отпускает их. Бедные.

— Да не собираюсь я вас травить! — я топнула и уперла руки в боки. — Вы пока ничего дурного для леса и его жителей не сделали. Но теперь еду вы сами  себе будете добывать. Вон там, — я махнула рукой на огородик. — Для вас посажены грибы и ягоды и только от вас зависит будут они расти и вас кормить или нет. Понятно?

— А где гарантия, что ты и там все не отравила? У-у-у, душегубка, — родственник смотрителя перестал барахтаться и исподлобья смотрел на меня.

— Вы вообще представляете сколько труда мне стоило перенести все это сюда?! — сказанное настолько возмутило, что едва находила слова. — Ой, да ну вас! Не хотите и не надо, только больше не приходите и на голод не жалуйтесь.

Я махнула рукой, подошла к лешаку, поклонилась и поблагодарила за помощь. Он тепло улыбался, в голубых глазах прятались смешинки, только рукой махнул в нужную мне сторону. Туман под ногами лениво редел, значит, скоро рассвет.

Возмущение и обида бурлили, я даже о боли в спине забыла, так хотелось наговорить всякого этим противным. Но. Не при хозяине и вообще, воспитанные девушки не ругаются.

Я настроилась на долгий путь к станции, но лешак помог мне: открыл проход прямехонько к дому. Хороший у нашего леса хозяин, заботливый и справедливый. Жаль, что такие противные привидения на его территории. 

Будить смотрителя не хотелось, а дверь обязательно протяжно скрипнет, стоит ее побеспокоить, и разбудит Лаврея Асимовича. Сделала вокруг дома круг, спать, конечно, хочется, но потерплю до вечера. Не в первый раз такое. Проходя мимо Рябушки, вспомнила о столбе притащенном.

Коновязь!

Вот и работка появилась, а проснется смотритель и порадуется новой и добротной коновязи. Теперь не страшно будет лошадок оставлять. Рябушка недовольно фыркнула, но помогла мне притащить столб ближе к навесу. Старая коновязь от одного удара топора осыпалась трухой к моим ногам.

— Я так и знала, что это старье в любой момент может развалиться, — плюнула на ладони, как это всегда делал муж тетки, и крепко сжав древко лопаты принялась копать яму под новый столб. — Проснется Асимыч, увидит что я сотворила и порадуется новой коновязи. Конечно, он же старый куда ему новую мастерить.

Копала и приговаривала, себя подбадривала, чтобы сон не наваливался и не соблазнял поскорее улечься на лавке и шкурой накрыться с головой, чтобы сана спать не мешала.

Да так увлеклась, что не услышала шагов.

— Ты что наделала, малахольная?!

— Как что? Новую коновязь ставить буду, — я стерла пот со лба. — Старая совсем трухлявая была. Я разочек стукнула она и осыпалась. Представляете что случилось бы, если чужая лошадка сбежала?

— Ой, бедоноша, — смотритель руками накрыл голову. — Да за какие такие грехи ты мне на голову свалилась? Злыдня, как есть злыдня.

— Да что вы о старой так переживаете? Вы посмотрите какой я столб нашла.

— Да чтоб тебе! — старик плюнул под ноги. — Да ты хоть понимаешь что натворила, окаянная?! Это же непросто трухлявое бревно! Оно же зачаровано было! Кто теперь за лошадками ухаживать будет? Кто их подпитает и подлечит? Ты?!

— Ой… Лаврей…

— Уйди с глаза моих и не появляйся! — в злых глазах смотрителя поднималось бешенство. Пришлось спасаться бегством. — Бедоноша окаянная!

Отбежав от станции на добрых двести метров задумалась, что же теперь делать? В дом не вернусь: пока первый гнев не отпустит старика там быть опасно. В лесу подруг нет. Где пещера привидений не знаю, да и вряд ли они сейчас были бы мне рады. Дом лешака не найду, да и неудобно его опять тревожить, он и так на меня всю ночь потратил.