Любяши утопает в зелени: цветы, цветущие кустарники, деревья, аккуратные газоны и разноцветные палисадники, но то, что творилось перед храмом даже слов не могу найти. Кругом цветы: высокие, низкие, плетущиеся, яркие и скромные, гигантские выше меня и ползущие по земле. Аромат кружил голову, а припрятанная в сумке лента мне показалась оскорблением для Великой Матери. Местные задабривали богиню цветами, не удивлюсь увидев у алтаря золото и камни.

Эх, деревня я, и толку от городской жизни за время обучения, если в храм с лентой иду.

Привязала лошадь к пустующей коновязи, вздохнула и поспешила по выложенной из белого камня широкой дорожке к высоким ступеням храма. Под ноги не смотрела, потому как от витражей дух захватывало, надо бы приехать погулять сюда, чтобы обойти храм и рассмотреть созданные из цветного стекла картины деяний Великой Матери. Книжки, которые читала тетка, были без картинок, поэтому все приходилось представлять самостоятельно, а тут такая красота.

Несмотря на раннее утро внутри собирались горожане на утреннюю молитву. Перед алтарем, как я и ожидала, лежали цветы, золото, разноцветные камни. Смущаясь, я положила свою белую шелковую ленту. Ничего для себя не просила, только за родителей, чтобы согрела она их в своих объятиях, подарила покой и блаженство.

У ног статуи Великой, в широкой, что не обниму руками, чаше я набрала воды во фляжку. Еще раз посмотрела на умиротворенное лицо Великой и мысленно поблагодарив поспешила на улицу.

Ну что ж вода у меня, осталось разобраться с призрачными ягодами и отправить разбойников в беспощадные объятия Великой. Мать умеет любить, как никто другой, но и наказывает она так же.

Казалось бы в храме провела совсем немного времени, но город ожил. Рябушку пришлось пустить шагом, а самой внимательнее смотреть по сторонам: жители в любой момент могли перебежать дорогу.

Я ехала временами проваливаясь в сон, видимо, рано так активничать начала, нужно было хоть денечек восстановиться. Но что теперь? Обратно вернусь и отдохну, если смотритель позволит.

Зря я задумалась и по сторонам смотреть перестала: в лоб прилетел голубой заряд.

— Ох и Аська, что ж ты вечно вляпываешься?

— Теть Тиша я же не наоочно, — голова гудела, каждое слово отбивалось эхом.

— Вот у тебя все не нарочно, а окружающие страдают, — холодная тряпка легка мне на лоб, облегчая боль. — Эта вообще приезжая, ну как на тебя пожалуется и даже отец не заступится. Монетки отдаст, а тебя в доме запрет, чтобы не баловалась. Но… может, оно и правильно, на улицу тебя отпускать опасно.

— Ну те-е-еть Тиша, — тонкий голос звенел от сдерживаемых слез. — Давайте мы ему ничего не скажем?

Терпеть не могу детских слез, что угодно готова сделать лишь бы никто не плакал.

— Не плачь, — получилось не совсем внятно, но девочка посыл поняла и шмыгать перестала. Чувствительность неохотно возвращалась в тело судя по холоду и твердости под спиной с лошади я упала так и осталась лежать. В принципе правильно, мало ли вдруг у меня переломы и попытка перенести сделает только хуже.

С трудом открыла глаза и тут же столкнулась с серьезным взглядом синих глаз. Пушистые черные ресницы кидали длинные тени на пухлые щечки девочки, черные вьющиеся волосы в беспорядке лежали на худеньких плечах, маленькие пальцы то и дело откидывали упрямые пряди за спину, но они легко соскальзывали обратно.

— Пости? — тонкие бровки поднялись домиком, пальчики сложились перед грудью, синие глаза смотрели с мольбой.

— Угу, — я прикрыла глаза, собиралась с духом и попыталась сесть. Чьи-то руки осторожно подлезли под спину и помогли принять вертикальное положение. В голове закружилось. Я бы застонала, но рядом ребенок, нельзя ее пугать. Тем более кто, как не я знаю насколько нелепыми могут быть случайности. Вспомнив о девочке открыла глаза и улыбнулась. — Все нормально малышка. Я почти в порядке.