– Хватит, Чемберс! Почему ты проторчал у Пападакиса полгода?

– Сэр, я не понимаю…

– Понимаешь! Я ее видел, Чемберс, и я знаю, почему ты остался! Она была у меня вчера – потрепанная, глаз подбитый, – и все равно ого-го! Ради такой многие парни бросили бы бродяжить, неугомонные у них ноги или нет.

– Я все же ушел, сэр. Так что вы ошибаетесь.

– Ушел, да ненадолго. Как-то слишком хорошо все складывается, Чемберс. Вчера – простое дело о пьяном вождении и причинении смерти по неосторожности, а теперь – и этого нет. Куда я ни повернусь – кругом свидетели, и если сложить все показания, впору и дело закрывать. Брось, Чемберс. Вы с этой женщиной убили грека, и чем скорее ты во всем признаешься, тем тебе же будет лучше.

Тут, скажу я вам, мне стало не до улыбок. Губы у меня онемели, я хотел заговорить, но не смог выдавить ни слова.

– Ну чего молчишь?

– Вы под меня копаете – и это не к добру. У вас что-то скверное на уме. Мне нечего сказать.

– Несколько минут назад ты тут соловьем разливался, нес ерунду, что тебя только правда спасет. Почему же теперь замолчал?

– Вы меня совсем запутали.

– Хорошо, давай по порядку, чтобы ты не путался. Для начала – ты спал с этой женщиной?

– Ничего подобного.

– А как насчет той недели, когда Пападакис был в больнице? Где ты тогда спал?

– В своей комнате.

– А она – в своей? Брось, говорю же, я ее видел. Да я бы к такой пришел, даже если бы пришлось выломать дверь, а потом болтаться в петле за изнасилование. И ты бы пришел. И ты пришел!

– Я об этом даже не думал!

– А как насчет ваших поездок в Глендейл – на рынок? Чем вы занимались по пути домой?

– Ник сам нас туда посылал!

– Я не спрашиваю, кто вас посылал. Я спрашиваю, чем вы занимались.

Нужно было срочно выкручиваться, а все, что мне приходило в голову, могло только ухудшить положение.

– Ладно, допустим. Этого не было, но раз вы говорите, допустим, вы правы. Так вот – если мы с ней уже были любовники – чего ради нам убивать Ника? Боже правый, слыхал я о ребятах, которые убили бы, чтобы заполучить женщину, но никогда я не слыхал, чтоб убивали ради того, что уже имеешь.

– Да? Так я скажу, чего ради вы его убили. Одна небольшая причина – его мотель, за который он выложил четырнадцать тысяч. И еще пустячок, который очень удобно взять с собой, отправляясь в свободное плавание. Маленькая такая страховочка от несчастного случая на десять тысяч долларов, весьма своевременно оформленная Пападакисом.

Его лицо я еще мог разглядеть, а вот все прочее как-то расплывалось, и я уже боялся что навернусь прямо там, на койке. Потом я увидел перед носом стакан с водой, который протягивал мне Сэкетт.

– Выпейте. Легче станет.

Я попил. Пришлось.

– Знаете, Чемберс, я думаю, это последнее убийство, к которому вы приложили руку, но если вам выпадет случай совершить еще одно, то, бога ради, держитесь подальше от страховых компаний! Каждый случай они расследуют в пять раз дольше, чем могу себе позволить я. И сыщики у них в пять раз лучше, чем я могу нанять. Свое дело они знают превосходно, и теперь они у вас на хвосте. Это их хлеб. Вот тут-то вы с ней и дали маху.

– Сэр, убей меня бог, да я только теперь и узнал про страховку.

– Но вы побледнели.

– А вы бы не побледнели?

– Как насчет того, чтобы с самого начала привлечь меня на вашу сторону? Скажем, полное признание, согласие с обвинением, и я делаю все, что в моих силах. Прошу о снисхождении для вас обоих.

– Не пойдет.

– А чушь, которую вы мне тут наплели? Насчет правды, и что перед жюри нужно говорить как на духу? Думаете, подобный бред – пойдет? Думаете, я его поддержу?