– Это точно. Спасибо.

Мы остановились перед похоронным бюро, и меня внесли внутрь. Кора, порядком потрепанная, была уже там. Блуза, которую ей, видно, одолжили, топорщилась на ней, словно набитая сеном. Костюм и туфли были в пыли, подбитый глаз заплыл. Кору сопровождала надзирательница. За столом сидел коронер[5], рядом с ним – помощник, а может, секретарь.

В сторонке в окружении полицейских стояло с полдесятка парней, чем-то очень недовольных. Это и были присяжные. Толклась тут и целая толпа зевак, которых полиция старалась оттеснить подальше. Хозяин похоронного бюро ходил взад-вперед на цыпочках и предлагал всем стулья. Принес он стулья и Коре с надзирательницей.

В углу на столе лежало нечто, накрытое простыней.

Меня развернули, как им было удобно, коронер постучал по столу карандашом и начал разбирательство.

Сперва провели формальное опознание. Когда подняли простыню, Кора заплакала, да и я не сильно радовался. После того, как она посмотрела, я посмотрел и присяжные посмотрели, простыню опустили.

– Вы знаете этого человека?

– Это мой муж.

– Как его зовут?

– Ник Пападакис.

Потом пригласили свидетелей. Полицейский рассказал, как его вызвали на место происшествия, а он вызвал «Скорую помощь» и выехал с двумя другими полицейскими, как отправил Кору в служебной машине, а меня и Ника в «Скорой», как Ник умер по дороге, и его завезли в морг.

Потом какой-то деревенщина, Райт по фамилии, рассказал, как он ехал по дороге и услышал крики женщины, и еще услышал грохот, и увидел кувыркающуюся вниз машину с горящими фарами. Затем увидел на дороге Кору, которая махала руками и звала на помощь, и спустился к машине и попробовал вытащить меня и Ника. Вытащить не смог, потому что мы были снизу, под машиной, и тогда он послал своего брата, ехавшего с ним, за подмогой. Позже появились другие люди и полиция, и полицейские взялись за дело, нас вытащили из-под машины и погрузили в «Скорую».

Следом выступил брат Райта и подтвердил его рассказ.

Потом полицейский врач сказал, что я был пьян, и Ник был пьян – это выяснили по содержимому его желудка, – но Кора была трезвая. Еще врач рассказал, от каких повреждений скончался Ник. После этого коронер обратился ко мне и спросил, буду ли я говорить.

– Да, сэр, наверное.

– Должен предупредить, что любое ваше заявление может быть использовано против вас, поэтому вы имеете право молчать.

– Мне скрывать нечего.

– Хорошо. Что вам известно о случившемся?

– Я помню только, как ехал. Потом машина стала уходить куда-то вниз, я обо что-то ударился и больше ничего не помню. Очнулся в больнице.

– Говорите, вы ехали?

– Да, сэр.

– Вы подразумеваете, что вели машину?

– Да, сэр. Я вел.

Это как раз и была басня, от которой позже я намеревался отказаться, – когда мои слова будут действительно важны, не то что здесь, на дознании. Я рассудил так: если вначале рассказать бредовую историю, а потом дать другие показания – то вот они-то и будут выглядеть правдиво. А если сразу выложить складную байку, то она покажется слишком уж складной.

Я решил действовать не как тогда, в первый раз. С самого начала я старался изображать, что дела мои плохи. Но поскольку на самом-то деле машину вел не я, то меня ни в чем и не обвинят, как бы скверно я ни выглядел. Я боялся другого: что сюда приплетут нашу неудавшуюся попытку «идеального убийства». Всплыви какая-нибудь мелочь, и нам конец. А так – можно валить все на себя, хуже не будет. Чем больше я виноват по части выпивки – тем меньше подозрений на предумышленное убийство.