– Остался бы еще на денек, – сказала мать, заворачивая кран. – Слышишь, изверг?

Она стряхнула с пальцев капли воды на его голую спину. Стемнин вздрогнул и очнулся.

Отпустить сына в город с пустыми руками Елизавета Дмитриевна не могла. Из-под лестницы был извлечен выцветший отцовский рюкзак, в который были уложены: большой пакет моркови, два цукини, кулек с горохом и бобами (стручки мгновенно задышали стенки кулька), банка земляники в сахаре.

– Давай еще одну маленькую сумочку соберу. Где ты в Москве такие кабачки найдешь?

– Где? Везде. На Черемушкинском рынке. Или у метро, у бабок.

– Конечно! «На рынке»… Они тебе там продадут кило селитры.

– Надорвешься от здоровой пищи, – проворчал он.

– Помидорок еще положу. В рюкзак не клади, раздавятся.

– Мама!

– Не ма́май!

К чашке с земляникой, политой сгущенным молоком, стоявшей перед Стемниным, подлетела оса. «Добро пожаловать, вас тут только и ждали», – неодобрительно сказала Елизавета Дмитриевна.

Кудринская площадь была перерыта. Над холмами глины, щебня, обломков старого асфальта – рекламный щит с надписью: «Реконструкцию Кудринской площади ведет ООО “Шакья”».

Москва лихорадочно перестраивалась, но в механизме прогресса сломались тормоза. Через каждые сто метров шел ремонт, что-то огораживалось, перекапывалось, переворачивалось вверх дном. Сначала на ровном месте выросли разнокалиберные торговые киоски, наспех сваренные из кровельного железа и арматуры. Потом волна улучшений сметала уродливые палатки, на их месте вырастали другие, тоже уродливые, но уже с кем-то согласованные. Но Москва терпела их недолго: недостаточно солидно, нет порядка, не столично. Так что и эти новые палатки исчезали за ночь, оставляя обрывки проводов и выбоины на тротуаре, а вместо них выскакивали небольшие магазинчики, построенные по типовому проекту, нарядные и ненадежные, как декорации.

«Что за деловое предложение такое? Письмоводителем в его контору? Неужели у таких важных людей нет другого способа подбирать сотрудников, кроме чтения газеты бесплатных объявлений? Тем более – как это он сказал? – у организации имеются возможности… Нет, брат, тут что-то другое. И как они узнали имя-отчество, о которых я не писал, а главное – зачем?» Так думал Стемнин, тащась с тяжелым выцветшим рюкзаком от станции «Баррикадная» к Кудринской площади. Больше всего переживал он за свой внешний вид. Старая рубашка, джинсы, дачные сандалии да еще этот рюкзак, распираемый банками и кабачками. Возникла даже малодушная мысль оставить рюкзак рядом с газетным киоском. Но неподалеку прогуливались три курсанта МВД, да и нельзя же так поступать с маминым подареньем.

У входа в «Кофе-ночь» Стемнин оглянулся. Поварская была пуста. Кондиционированная стужа носила по кафе преображенные холодом запахи корицы, имбиря и табачного дыма. Несмотря на воскресное безлюдье, свободных столиков почти не было. Оглядевшись, Стемнин выбрал столик у дальнего окна и задвинул позорный рюкзак в неосвещенный угол. В четверть восьмого Веденцова еще не было. Дважды подходил официант и спрашивал, готов ли Стемнин сделать заказ. Он попросил принести чаю. Китайские названия чайных сортов в меню («Голубые пики», «Цвет тигра», «Утренний улун») казались безобразными выдумками.

Телефон задрожал, поехал по столу и мыча уткнулся в край блюдца. Зеленый чай почернел: на стол легла чья-то тень. Подняв глаза, Стемнин увидел человека, который взирал на него с умильной улыбкой. Это был маленький аккуратный мужчина лет тридцати, круглолицый, коротко стриженный, с одной непрерывной широкой бровью, западающей на переносице. Мужчина был в ярко-белой сорочке и брюках сливочного цвета, в руке он вертел телефон, отливающий черным жемчугом. С первого взгляда было видно, что мужчина благополучен и его благополучию не один год.