Одной из наиболее любопытных черт христианства является нетерпимость, распространившаяся в мире с его появлением. Думаю, оно связано с иудейской верой в праведность и исключительность тамошнего бога. Зачем иудеям понадобились столь странные верования, я не знаю. Похоже, они возникли в период плена, как реакция на попытку ассимилировать евреев в составе чуждого народонаселения. Как бы то ни было, евреи, в особенности их пророки, первыми стали подчеркивать значение личной праведности и мысль о том, что проявлять терпимость к какой-либо религии, кроме своей собственной, порочно. Обе эти идеи оказали на историю Востока чрезвычайно пагубное влияние. Церковь много говорит о преследованиях, которым христиане подвергались со стороны римского государства до правления Константина. Между тем преследования эти были слабыми, эпизодическими и носили чисто политический характер. Во все времена, начиная с правления Константина и вплоть до конца XVII столетия, христиане подвергались куда более жестоким преследованиям со стороны других христиан, чем некогда со стороны римских императоров. А до распространения христианства такие гонения были совершенно неведомы древнему миру – если не считать евреев. Если обратиться, например, к Геродоту, мы обнаружим бесстрастное, сдержанное описание обычаев чужих стран, которые он посетил. Иногда, правда, Геродота мог шокировать какой-либо чрезвычайно варварский обычай, но в целом он доброжелательно относился к чужеземным богам и установлениям. Он не пытался доказать, что люди, называющие Зевса каким-нибудь другим именем, обречены на вечную погибель и должны быть преданы смерти, дабы воздаяние началось как можно скорее. Нет, такое отношение стало уделом христиан. Правда, современный христианин не столь ревностен, но этим он обязан не эволюции христианства, а поколениям вольнодумцев, которые с эпохи Ренессанса и вплоть до наших дней заставляли христиан стыдиться многих традиционных верований. Забавно слушать, как современный христианин рассказывает о том, сколь умеренным и рационалистическим в действительности является христианство, игнорируя тот факт, что всей своей умеренностью и рациональностью оно обязано учениям тех людей, которые в свое время подвергались преследованиям со стороны всех ортодоксальных христиан. В наши дни никто не верит, будто мир был сотворен в 4004 году до н. э., но еще не так давно всякое сомнение на сей счет считалось чудовищным преступлением. Мой прапрадед, определив толщину слоя лавы на склонах вулкана Этна, пришел к выводу, что мир должен быть древнее, чем полагают ортодоксы, и высказал это мнение в своей книге. За это оскорбление он не получил графский титул и был предан остракизму в обществе[52]. Стой он чуть ниже на социальной лестнице, то, несомненно, он подвергся бы более суровому наказанию. Правоверным христианам нисколько не делает чести, что они не верят сегодня в те нелепости, в которые верили 150 лет назад. Постепенное смягчение христианской доктрины произошло вопреки самому отчаянному сопротивлению и является исключительно результатом деятельности свободомыслящих людей.

Отношение христиан к естественному закону всегда было неопределенным и до странности неустойчивым. С одной стороны, существовало учение о свободе воли, в которую верило подавляющее большинство христиан. Согласно этому учению, поступки людей никоим образом не подвластны естественному закону. С другой стороны, особенно в XVIII–XIX веках, существовала вера в Бога-законодателя и в естественный закон как в одно из главных свидетельств существования Творца. В более позднее время возражения против власти закона в пользу свободы воли стали играть большую роль, чем вера в естественный закон как в свидетельство существования Бога-законодателя. Материалисты использовали законы физики, чтобы показать (или попытаться показать), что движения человеческого тела обусловлены механическими причинами; соответственно, все, что мы делаем, когда говорим, и любое изменение положения тела обусловлены отнюдь не свободой воли. Будь иначе, наши желания не имели бы почти никакой ценности. Если необходимые для поступков телесные движения вызываются исключительно физическими причинами, то, когда человек пишет поэму или совершает убийство, было бы полным абсурдом воздвигать ему памятник в первом случае или отправлять на виселицу во втором. Возможно, в некоторых метафизических системах для свободы воли остается некая сугубо умозрительная сфера, но, поскольку передать эту мысль другим возможно лишь с помощью телесного движения, сфера свободы не может быть предметом общения и лишена какого-либо общественного значения.