Тут, конечно, вновь слышен извечный вопрос Чернышевского: «Что делать?» Действительно, как противостоять современным угрозам? А противостоять им можно, лишь отбросив примиряющие эвфемизмы, но сделать это нельзя, ведь тогда разрушатся устои и нормы, признанные главными достижениями европейской цивилизации. Полицейские вынуждены – впрочем, зачастую не слишком сопротивляясь, – наблюдать, как насилуют белых девушек и девочек, возможно, и воспринимая это как зло, но противостоять ему они не в силах, так как противостояние порождает иное зло – расизм. Насильники же в таком случае ничем не ограничены – они свободны от системы, более того, желают разрушить ее, опять же ничем не ограниченные.

Новая угроза, а она давно идет Западу не из России, а из ближневосточного и азиатского региона, тотальна в своем бессердечии и жестокости именно тем, что ни в чем не ограничена. Говорить с этими людьми о ценности человеческой жизни равносильно беседе с ураганом «Катрина». Терроризм нового времени, наступившего после Второй мировой войны, действует по принципу беса Лямшина из романа Достоевского: «Всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, – вдруг взять в свои руки». В «Бесах» автор анатомировал модель зла, но и силы ума гения не хватило, чтобы дать противоядие от этого зла. Тезисы о христианской любви и спасении во Христе покажутся новым злодеям не более чем забавными шуточками. Самое ужасное в террористах-смертниках то, что они совершенно нормальны.

Конечно, терроризм надо, в первую очередь, лишить публичности. Тогда он не будет столь эффективен. Однако в углу экрана – вы же подписаны на тот или иной ресурс? – неизбежно выскочит экстренное сообщение: «В Стокгольме – Мадриде, Лондоне, Берлине, Манчестере, впишите нужное, – совершен теракт». Иначе быть и не может, ведь столько сил затрачено на свободу слова, публичность и возможность свободного доступа к информации.

Но проблема Запада, как и России, неуклюже его копирующей (подробнее остановимся на этом позднее), не только, а может, и не столько в террористах, сколько в безумии нормальных людей, покрывающих зло в своей пассивной позиции, похожей на пиршество в смирительной рубашке. Это своего рода конструктор зла, когда из маленьких кубиков выстраивается большой дьявольский дом.

И тут стоит вспомнить Ханну Арендт с ее книгой «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме». Напомню, что Адольф Эйхман – образцовый нацист, лично отдававший приказы об уничтожении миллионов евреев. Все оправдания его сводились к одному: «Я всего лишь исполнял приказы». При этом Эйхман не считал себя ни воплощением зла, ни даже порочным человеком. Наоборот, поступай он иначе – и нарушил бы свои внутренние установки. Система не просто подчинила его – Эйхман буквально растворился в ней.

Аналогично, пусть и масштабы разные, действовали американские солдаты во вьетнамской деревушке Сонгми. Они искали вьетконгонцев, но когда не нашли, то уничтожили более полутысячи вьетнамских стариков, женщин и детей. Американские солдаты из роты «Чарли» расстреляли их или сожгли заживо. Некоторых они, точно адепты древнего культа, изнасиловали, выпотрошили и сняли с них скальпы. Но это жертвоприношение устроили не варвары в дикие времена, а солдаты самой демократичной страны во второй половине XX века.

Сделали ли американские военные после этого, скажем так, гуманистические выводы? Вряд ли. Только одного военнослужащего признали виновным, но через три с половиной года домашнего ареста его помиловали. А спустя чуть более 30 лет были обнародованы жуткие данные об издевательствах американцев над пленными в иракской тюрьме Абу-Грейб. Заключенных там, по приказу командования, «ломали, используя воображение и относясь как к собакам». Их били проводами, клали на голову мешки с песком, пытали, но более всего шокировали садомазохистические игры, устроенные охранниками. Они запечатлены на сотнях фотографий. «Это были просто забавы», – не стесняясь, довольно улыбаясь, пояснила американская рядовая Линди Ингленд, одна из тех, кто превратил Абу-Грейб (наверное, тюрьме больше бы подошло название Abu-Grave) в нечто среднее между нацистским концлагерем и подвалом маркиза де Сада. Часто это заканчивалось смертями заключенных, как в случае Манаделя аль-Джамади, подвешенного в «палестинском распятии». При этом вина многих заключенных так и не была доказана. Как, собственно, и наличие химического оружия у Саддама Хусейна.