– Я знаю это, – сказала Кэтрин. – Но тебе может показаться, что я не все делаю, чтобы найти убийцу твоей дочери. – Она помолчала, а потом заговорила вдруг быстро, горячо: – Да, Галло… он… – Она сбилась. – Он меня заводит. Может быть, ты права, и в нем есть что-то такое, что действует на большинство женщин. Но я не смешиваю чувства с работой. Что бы ни говорил Джо, я не руководствуюсь эмоциями.

Ева улыбнулась.

– Сейчас ты вся как на иголках, сердце нараспашку. Если бы причиной не был Галло, я бы даже сказала, что это тебе на пользу. Ты всегда такая сдержанная, собранная, жесткая. Небольшие душевные переживания совсем бы не помешали. Давай закончим с нашим наброском. А потом я расскажу Джо, какая ты сухая и бесчувственная. Как и подобает быть профессионалу. – Она повернула блокнот. – Это его рот?

Кэтрин кивнула.

– Очень близко. Только он у него более напряженный и губы оттянуты к уголкам.

– Как у зверя перед нападением? С намеком на оскал?

– Да.

– Хорошо. Следовательно, меняется и контур лица. Скулы будут более выраженными. Это следует принять к сведению, – пробормотала Ева, быстро работая карандашом. – Нос, рот, брови. Уже есть… Подбородок.

– Я же сказала, слегка заостренный.

– Я уже показывала тебе заостренный, но ты его забраковала. Припомни.

– Тот выглядел слишком острым.

– Тогда у нас что-то не так с контуром лица, – вздохнула Ева. – Если губы меняют положение, то и челюсть должна сдвинуться. Может, попробуем немного смягчить?

– Делай, как считаешь нужным. Мы уже больше часа с ним возимся. И никак не получается.

– Получится, когда найдем правильное решение. – Ева снова развернула блокнот. – Ну вот, теперь подбородок ближе к квадратному. Да? Нет?

Кэтрин выпрямилась.

– Да.

– Подбородок, рот, нос, брови. – Ева вдруг почувствовала непонятное волнение. – Переходим к глазам. Форма. Круглые? Продолговатые? Раскосые?

– Определенно не круглые. Думаю, продолговатые.

Карандаш летал над бумагой.

– Большие? Маленькие? Средние?

– Средние.

– Широко расставленные?

– Нет, обычные.

– Цвет?

– Темные.

– Кожа? Смуглая? Бледная?

– Вроде бы смуглая. Обветренная.

– Морщины?

– Складки по обе стороны рта. В остальном кожа гладкая.

– Уверена?

– Да. Нет. Стой, подожди. На голове был капюшон, резина прилегала очень плотно и натягивала кожу. Кажется, я заметила небольшие морщины в уголках глаз.

Ева быстро добавила несколько штрихов, придавших лицу эффект загара.

– Вот так более естественно. – Она подняла блокнот и несколько секунд оценивающе рассматривала полученный портрет. – Но здесь он выглядит старше, чем… – Она не договорила. Глаза ее вдруг расширились.

Нет, это безумие. Этого не может быть. Невероятно.

– Что с тобой? Ева?

Она тряхнула головой. Нет, невозможно.

Но ведь в том безумном мире, ставшем и ее миром, возможно все. Любое безумие.

Ева повернула блокнот к Кэтрин. Руки ее дрожали.

– Это… он?

Кэтрин тихонько ахнула.

– Боже мой…

– Ответь мне. – Ева попыталась взять себя в руки, но голос все равно дрогнул. – Этот человек пытался убить тебя?

– Да. – Кэтрин взяла блокнот. – Поздравляю. Я и не надеялась, что ты сможешь добиться такого сходства. Это точно он.

– Уверена на все сто?

– Говорю тебе, это он. Подбородок… – Она подняла глаза и осеклась. – Что с тобой? Что случилось? Ты бледная, как этот лист.

– Я должна убедиться, что ты его узнала. Что именно этот человек пытался тебя убить. Я должна знать, что составила портрет по твоему описанию, а не извлекла из памяти.

– Из памяти? – мгновенно насторожилась Кэтрин.

Ева забрала у нее блокнот и еще раз всмотрелась в портрет. Глаза, черты лица, брови – все те же. И только глубокие морщины в уголках рта да общее выражение жестокости, проступающее в каждой черточке, отличали это лицо от того, другого.