Ян больше не сдерживался. Его губы обрушились на мои. Они терзали, мяли, требовали, подчиняли, и я сдавалась.

Его язык дерзко скользил по моим губам и жадно врывался в рот. Руки неистово ласкали. Они забирались под шубу, обжигали прикосновениями, а я плавилась от этих горько-сладких поцелуев и ласк. Перед глазами все плыло. Тело пронизывала сладкая истома. Я обвивала руками крепкую шею Яна, запускала тонкие пальцы в его черные волосы, и пылала, окончательно потеряв способность мыслить.

Осветив парк, в окна джипа полыхнуло ржавое ноябрьское солнце. Полыхнуло всего на мгновение, ослепило нас отражением в зеркалах и через пару секунд угасло, уступив место ночи.

— Пора, — хрипло шепнул мне в губы Бисаров и с сожалением отстранился.

Я уставилась в окно, на старинные уличные фонари, которые зажигались один за другим и освещали красивый парк. Мои губы горели от поцелуя Яна. Все тело ныло. Оно тянулось к нему, желая еще и еще, и мне было сложно погасить это пламя.

Ян повернул ключ в зажигании, и вскоре его джип сорвался с места, разметая остатки осенних листьев в полумраке ноября.

11. Глава 11

Я снова бежала по освещенной дорожке к входу в детский сад.

Когда я вошла в группу, Танюша снова сидела на лавочке в углу. Она была полностью одета.

— Мама! Мама пришла! — радостно воскликнула она и соскользнула с лавки.

— Ты со скольки здесь сидишь?! — обомлела я.

— Мама Соня когда приедет? — проигнорировала мой вопрос дочка.

— В воскресенье.

Я нахмурилась и пошла в группу, выяснять вопрос, почему мой ребенок сидит в раздевалке в верхней одежде.

Нянечка развела руками:

— Извините, ваша девочка не поддается никакому влиянию! И одевается сама, да так быстро! Пятилетки так не одеваются, как она! Три годика, и такой шустрик! А отнять одежду невозможно. У меня их тридцать два человека в группе, я каждого уговаривать не могу.

— Она хоть поужинала?

— Поужинала и вместе с другими детьми в раздевалку убежала, маму ждать. Тех забирают, а она шапку меховую на голову натянула, сапоги, пальто, и сидит, как пасочка, на лавке. Вы не волнуйтесь, у нас раздевалка автоматически запирается. Выйти самостоятельно ребенок никак не сможет. А в группу не затащишь…

— Пожалуйста, не оставляйте ее без присмотра! — возмущенно потребовала я. Потом взглянула на часы, висевшие на стене, махнула рукой и потащила Танюшку к выходу.

— Мам, а адвокат приехал?

— Какой адвокат? — смутилась я.

— С колючими щеками который. Ой, я забыла, как его зовут!

— Вот и спросишь, — буркнула ей и повела через дворик к железной калитке.

Ян стоял возле джипа, скрестив руки на груди, и высматривал нас. Заметил Танюшу, и в глазах вспыхнула радость.

— Как тебя зовут?! — заторопившись ему навстречу, пронзительно громко закричала девочка. — Как твое имя?! Я забыла! Представляешь? Забыла!

Редкие прохожие посматривали в нашу сторону, но Танюша не смутилась. Как взрослая, развела маленькими ручками.

— Меня зовут Ян, — едва сдерживая веселье, фыркнул Бисаров.

Таня озадаченно притормозила.

— Ян? — с любопытством посматривая на него, переспросила она.

— Да. Ян Русланович, — вмешалась я. — Постарайся выучить и отчество тоже: адвокатов нельзя звать без отчества.

— Правда? — Танюша выкатила огромные глазищи.

— Нет, не правда. — Бисаров покачал головой и подхватил ее на руки. — Можешь звать меня Ян. Только это будет наш маленький секрет.

— Ого, я люблю секреты! — Танюша хихикнула и снова принялась водить ладошками по его колючим щекам. — А ты хороший, хоть и колючий. Нас сегодня учили дружить. Если хочешь дружить, надо попросить стать другом. Ты будешь моим другом?