Ее взгляд прошелся по распростертому неподвижному телу со спущенными штанами, по плети в изножье и вспухшей коже на руке перепуганной девушки.

– Я... я не знаю... – Соланж разрыдалась, да так натурально, что растопила бы камень, не то что сердце пухленькой миссис Остин. – Он... он д-делал это со мной, а потом...

Слуга, склонившийся над ее братом, покачал головой, констатируя очевидный для всякого факт: боров умер – и женщина, подойдя к ней, погладила девушку по волосам.

– Ну, перестань, – очень нежно сказала она, – и расскажи, что случилось.

– Он просто упал и... Я так испугалась! – Она нарочно утерлась покалеченной мужем рукой. – Что с ним? Он жив?

– Мне очень жаль, дорогая.

Соланж завыла, уткнувшись в плечо названой родственницы. От той пахло корицей и пОтом, но корицей сильнее, и это невольно располагало к себе. Миссис Остин вообще была душкой по сравнению с ее братом...

– Что... что же мне теперь делать? – рыдала Соланж. – Как быть?

Женщина снова ее пожалела, погладив по волосам, а потом заглянула в глаза.

– Скажи, вы успели... ну...

– У меня кровь, – стыдливо отозвалась Соланж, опустив глаза. И приподняла камизу, демонстрируя красные пятна...

Миссис Остин, кажется, тоже смутилась, так как расспрашивать больше не стала, только сказала:

– Тогда ты по праву вдова моего брата, Соланж. И как бы ни было мне печально признавать этот факт, брат отчасти сам виноват в том, что случилось! Он много пил. И путался с недостойными женщинами. Вот его и постигла Божия кара! Ты веруешь, девочка?

– Да, госпожа.

– Вот и славно, молись за Винсента денно и нощно, дабы искупить его грешную душу. – И она осторожно погладила ее вспухшую кожу. – И не держи зла на него.

– Как я смогла бы? Мы перед Богом венчанные супруги.

Миссис Остин невесело улыбнулась, а потом, подхватив с пола плащ, укутала в него девушку.

2. Глава 2.

Соланж рыдала на похоронах. Плакать ей помогала память о матери, рано ушедшей и очень много значившей для нее: по сути, она была той единственной нитью, что связывала Соланж с этим миром – без материнской любви, без ее нежных объятий, прикосновений душа девушки истаивала от одиночества. И никому не было до этого дела!

Даже отцу с братом.

Особенно им, знающим ее тайну.

Едва Винсента предали земле, как они, запершись в его доме на окраине Стратфорда, предались пьянству в своей обычной манере: гоняли слуг в винный погреб снова и снова, пока не угробили половину запасов, а от их перегара не начинали слезиться глаза у каждого в миле вокруг.

В такие запойные дни Соланж предпочитала держаться подальше от брата с отцом, больше сидела у себя в комнате или, как в этот раз, ходила гулять в Арденском лесу, наполненном гомоном птиц, и сейчас по весне особенно восхитительном, – лицезреть затуманенные алкоголем глаза ей хотелось меньше всего.

Но сегодня, тщательно все обдумав, она решилась на разговор...

Прошла после прогулки с библиотеку, где никогда не прочитавший ни строчки ее младший брат Джеймс предавался вселенской тоске за бутылкой доброго сидра, и с жалостью на него посмотрела. И это все, ради чего они прилагают столько усилий, просто чтобы упиться до свинячьего визга?

– А, черная вдовушка... выползла, наконец, из своей паутины... – осклабился брат, отсалютовав ей бутылкой и не поняв значения этого взгляда. – Ты неплохо сработала в этот раз. Прям ну очень правдоподобно... «Он просто упал, госпожа. Не знаю, что с ним случилось!» – кривляясь, передразнил он сестру.

Это было не то, над чем стоило бы смеяться, и Соланж замутило.