А кому интересна биография талантливого молодого Уилла, который сыграет в нашей истории немаловажную роль, советую от души книгу Питера Акройда "Шекспир. Биография". Из нее мною были почерпнуты интереснейшие для нашего повествования вещи!

Итак, приятного чтения!

8. Глава 8

Они шли очень долго, по ощущениям несколько часов кряду, а суета и сутолока вокруг не смолкали ни на минуту. Лишь приблизившись к Лондонскому мосту, широкой улице с воротами на каждом конце, Соланж, по-прежнему зачарованная, наконец будто очнулась. И очнулась лишь потому, что, шагая по склизкому, запруженному телегами и народом булыжнику, заметила мертвые головы, насаженные на пики. Их здесь было не меньше десятка: волчьи, медвежьи и рысьи – они глядели на реку и проходящих людей невидящими глазами, а вороны рвали остатки истлевающей плоти.

Соланж прошибло ознобом.

Она и хотела бы, но не могла отвести от ужасного зрелища глаз.

Почему ЭТО здесь?

Что оно значит?

Подспудно ответ она знала, но надеялась, что ошибается.

– Перевертыши, – между прочим кинул Шекспир, заметив, куда она смотрит. – Говорят, провинившимся перед смертью снимают браслеты и дают обратиться, испытать один-единственный раз, каково это, быть собой, понимаешь? Слышал, для них это пытка... – Говоривший с тоской поглядел на мертвые головы. – А потом их казнят. Прямо так, как бы давая понять, что перевертыши – нелюди. Заставляют поверить, что они просто звери, не способные ни к чему человеческому...

– Ты как будто сочувствуешь им? – сухим горлом сглотнула Соланж.

Шекспир не сразу, но произнес:

– Я хорошо понимаю, каково это, сдерживать свою суть. – Его пальцы в пятнах чернил пробежались по вьющимся волосам. – Каждый день притворяться кем-то другим... кем-то менее значимым. Кем-то... – он попытался подобрать верное слово, но не сумел. Вопрос был болезненным для него, и Уильям разволновался. Продолжил, глядя девушке прямо в глаза: – Люди боятся того, что не могут понять. А никто до сих пор толком не знает, откуда пришли перевертыши... Их человеческий разум, облеченный в звериную мощь, ужасает их. Заставляет бояться. И если пугающее убить, страх притупляется, понимаешь? Вот почему эти головы здесь, они дают лондонцам ложное ощущение власти, способность справиться с непонятным, пугающим. Дарят мнимое ощущение безопасности.

– Да ты поэт, – прошептала Соланж без тени усмешки.

Еще никто никогда так долго не говорил с ней о перевертышах, да еще такими словами.

Уильям снова провел по волосам, явно смущенный сказанным ей, к счастью, спасла его от неловкости загруженная телега, напиравшая на Соланж. Вот-вот подмяла бы девушку под себя…

– Эй, осторожней! – крикнул Шекспир, оттягивая спутницу в сторону, но возница даже не оглянулся.

Еще бы, Лондонский мост – не то место, где глазеют по сторонам, этот мост похож на туннель с нависающими над рекой и мостовой двумя сотнями лавок до семи этажей в высоту. И если у вас имеются лишние деньги, пересечь его лучше на маленькой лодке по Темзе, чем опасаться быть раздавленным заживо или ограбленным в этой жуткой клоаке.

– Молодой человек, не желаете прикупить... капельку бересклета? – зашелестело в ухо Соланж приторным голоском.

Стремительно оглянувшись, она разглядела высокого незнакомца в грязном плаще, тот улыбался, глядя ей прямо в глаза, и, чуть приоткрыв одну его полу, демонстрировал с десяток флаконов с настойками бересклета.

У Соланж сердце толкнулось о ребра: откуда он знает, что она перевертыш?

На ней нет браслета, а значит, формально она – человек.