Нужно ли мне тебе говорить, что члены нашего святого ордена, поставившие своею целью всячески противодействовать распространению в наше неспокойное время безнравственности и неверия, всегда проявляли особый интерес ко всем иноземным диковинам, дабы вовремя загородить нечистому путь к умам христиан.
Занятное, должно быть, место этот папский депозиторий. Собрание непристойных и дьявольских штуковин, доступное лишь избранным. А Иоанн все-таки для кого-то шпионил! Кто-то в Ватикане сильно интересовался заморскими вещичками.
Однажды ко мне в руки попали предметы, по виду совершенно безобидные, но сопровождаемые описанием, которое заставило меня задуматься и насторожиться.
Предметы сии прибыли к Престолу в запечатанном ларце откуда-то из Батавии – новых нидерландских владений на Малайском архипелаге – во всяком случае, именно так говорилось в сопроводительном послании, написанном на неуклюжей миссионерской латыни.
Пославший сие приношение попытался – по мере умения – изложить смысл и метод обращения с артефактами. Следуя уже заведенному порядку, я принес описание предметов старшим братьям, но имел неосторожность высказать свое мнение, что в результате и послужило причиной моего par force[43] отъезда на Мальту.
Но мог ли я поступить иначе? Ведь если то, о чем говорится в описании, правда – значит, хранить это в помещениях курии небезопасно.
Хотя, конечно, не скрою, брат мой, отъезд из Ватикана на Мальту представлялся мне скорее наказанием за любопытство, чем важной миссией.
Впрочем, теперь уже все позади, мне осталось уже немного, и нужно позаботиться о том, чтобы миссия продолжалась и после моей смерти.
Как тебе это нравится? Вырисовывается довольно занимательная история. Иоанн работает себе потихоньку в своем депозитории, докладывая время от времени своему таинственному руководству о новинках, которые прибывают к папскому престолу.
И вдруг откуда-то из Батавии, т. е. нынешней Джакарты, где в те времена располагалась основная фактория Ост-Индской компании, прибывают вещи столь необычные и опасные, что Иоанна вместе с этими вещами немедленно ссылают на Мальту, чтобы он их надежно припрятал и, на всякий случай, сам при них оставался. Вот к чему приводит излишнее рвение!
Сидел бы спокойно в своем депозитории, так нет же – побежал докладывать, а в результате получил монашескую жизнь на тоскливом острове, лет за семьдесят до основания университета, где он мог бы преподавать для развлечения и глазеть на хорошеньких прислужниц.
Инициатива вообще никогда не поощрялась – в особенности в академических кругах – тебе это должно быть известно. Впрочем, у вас, просвещенных дамочек, вероятно, другая жизнь и в ней другие законы.
Прием, оказанный Иоанну на Мальте, явно не соответствовал его ожиданиям:
…И, несомненно, враги мои позаботились о том, чтобы не нашел я должного уважения в обители благочестивых бенедиктинцев.
Долгое время братья относились ко мне с недоверием и всячески избегали моего общества. Объяснить это можно единственно только клеветническими наветами, достигшими острова раньше меня.
Однако же мало-помалу, наблюдая мое искреннее рвение в молитвах, братья прониклись ко мне любовью и доверили мне занятие ответственное и почетное – присмотр за немалым хозяйством монастыря, чему я был рад несказанно, поскольку и не надеялся уже на справедливое к себе отношение.
Итак, кто-то довольно могущественный назначает Иоанна хранителем этих вещей. Иоанн скрепя сердце повинуется, принимает монашество и, находясь уже на смертном одре, пишет письмо своему преемнику, не иначе как члену того же самого таинственного братства. Передает дела, так сказать.