Интересно, каково быть свободной? Идти, куда захочешь. Делать, что хочешь. Или не делать ничего. Общаться с тем, с кем хочешь. Быть с тем, кто в твоих мыслях и в душе. Спокойно говорить ему об этом, не боясь быть растерзанной чужим осуждением. Или своим собственным. Кто-нибудь живёт так? Или в этом и есть суть Нового мира? Лишь чёткие границы территорий и действий. Лишь чёткие группы людей, внутри которых вы можете, должны быть друзьями или супругами, но ни в коем случае группы не могут слиться, перемешаться.
Нелепые фантазии уносили меня ещё дальше. Я позволила себе на несколько мгновений представить, что Солд чувствует то же самое. Ищет ли он пути обойти запреты? Желает ли, чтобы тонкие прозрачные стены между нами рухнули?
Мы бы гуляли по моему острову. Медленно, держась за руки. Он рассказывал бы о себе, раскрывал передо мной душу. Поведал бы страхи, заветные мечты, сны. Рассказал бы, что любит, а что на дух не переносит. Затем мы отправились бы на его остров, и он показал бы мне огромную землю, где всё иначе, чем здесь.
Внезапно в эти мои мысли ворвался его жёсткий, жестокий голос, вбивающий в моё сердце слова, будто острую палку. «Не жди от жизни слишком многого. Есть этот остров. И эти люди. Других не будет. Выбора не будет».
Я вздрогнула и проснулась, ещё отчетливо слыша злорадный смех командира.
– Глупая Эйли. Выброси эту чушь из головы. Хватит уже.
Я решила заколотить сердце досками подобно тому, как мы заколотили вход в одно из помещений старой фабрики, чтобы туда не лазили дети. Спрятала от самой себя, чтобы не раниться. Запретила думать, запретила чувствовать. К следующему появлению Солда я была уверена, что смогла победить бред в своей голове. Не было тоски, не было больше подобных мыслей, не было желания узнать командира поближе. Он был очередным охранником. Тюремщиком. Он держал меня тут против моей воли. И я должна была его за это если не ненавидеть, но побаиваться.
Однако моя уверенность пошатнулась, стоило катеру показаться у ограды. Голова отрицала то, о чём упрямо взволновалось сердце. Я решила не издеваться над собой и не давать Солду возможность обрести надо мной ещё большую власть. Поэтому я как можно скорее бросилась к загону с овцами и козами и отпустила Шэди, которая сегодня занималась скотом. Она попыталась возражать, но я взмолилась уступить мне эту работу. Шэди была не очень трудолюбивой, поэтому сопротивлялась не слишком усердно.
– Но, если Имбрас будет ругаться, я скажу, что это ты меня выгнала.
– Да-да, ладно. Только не говори охране.
Нацепив высокие каучуковые сапоги, я стала прибираться в загоне, нарочно растягивая процесс. Овцы постоянно мешались под ногами, что замедляло дело. В другой раз глупые животные получили бы от меня пинка, но сегодня это было очень кстати. Папа рыхлил почву арахиса, а затем должна была последовать прополка. Поэтому я рассчитывала, что без собеседника Солд быстро уберется с острова.
Я почти расслабилась, когда приступала к доению. Погрузившись в работу, не слышала приближения тяжелых шагов. Но ощутила угрюмое присутствие. Обернулась и встретилась с испытующим, полным любопытства взглядом из-под нахмуренных бровей. Мы с Солдом молча смотрели друг на друга несколько мгновений. Ни один из нас не произнес ни слова. Я чувствовала, как вспыхивает моё лицо. Как кровь стучит в висках. Я чувствовала, что он ждёт от меня чего-то, но не намерена была нарушать молчание.
Выдержав ещё минуту, я просто отвернулась и продолжила своё занятие. Он еле слышно хмыкнул. Я ждала, что в любой момент в меня полетят злые слова, угрозы и оскорбления. Но он молчал. Спину прожигал взгляд всё время, что я доила животных.