Оливия и после смерти очень хороша собой. Длинные пушистые ресницы, детское личико, девичья грудь…
«Не отвлекайся. Ты же профессионал…»
– Ничего такого не вижу.
Савуа слегка раздражает сквозящее в улыбке эксперта высокомерие. Тот показывает на маленькое, почти незаметное лиловатое пятнышко между левым плечом и шеей. А вот и другое – на правом боку, меж ребер.
– Применяя специальные термины, я сказал бы, что наблюдается обструкция яремной вены и сонной артерии с одновременным и равным по силе воздействием на определенный нервный узел, причем произведенным с такой точностью, что это привело к полному параличу верхней части тела…
Савуа ничего не отвечает. Судебный медик понимает, что сейчас не стоит пускать пыль в глаза, щеголяя профессиональной терминологией. Ему, как всегда, становится жаль себя: каждый день иметь дело со смертью, жить в окружении трупов, общаться с неулыбчивыми полицейскими… Недаром дети предпочитают не распространяться о том, где работает их отец, да и в гостях ему приходится помалкивать, потому что люди ненавидят «мрачные разговоры». Уже не в первый раз он спрашивает себя, не ошибся ли в свое время с выбором профессии.
– Проще говоря, ее задушили.
Савуа по-прежнему молчит, напряженно пытаясь представить себе, как можно задушить человека средь бела дня на набережной Круазетт. Родители рассказали, что утром девушка вышла из дому с товаром на продажу – незаконную, ибо эти уличные торговцы налогов не платили и не имели права работать.
«Впрочем, это к делу не относится».
– Вместе с тем, – продолжает медик, – есть кое-какие странности. Будь это обычное удушение, остались бы следы на обоих плечах, свидетельствующие, что злоумышленник душил, а жертва сопротивлялась. То есть была борьба. А в нашем случае он одной рукой – а вернее сказать, пальцем – перекрыл приток крови к мозгу, а другой – парализовал жертву. Такие действия требуют изощренной техники и превосходного знания анатомии.
– А может быть, ее убили где-нибудь в другом месте, а потом перетащили туда, где прохожие обнаружили?
– И в этом случае обязательно остались бы следы. Я первым делом начал искать синяки на лодыжках и запястьях. И ничего не нашел. Стало быть, ее не тащили. И потом… не хотелось бы вдаваться в технические детали такого рода… но есть и другие признаки насильственной смерти… например, непроизвольное мочеиспускание…
– Ну, так и что же это все значит?
– Что Оливия погибла именно там, где ее позднее обнаружили. Что убийство совершено одним человеком. И она этого человека знала, потому что не пыталась бежать – по крайней мере, никто из прохожих этого не видел. Что он сидел слева от нее. Что он в совершенстве владеет специальными приемами боевых искусств.
Савуа, кивком поблагодарив, стремительно идет к выходу. По дороге звонит в участок, где допрашивают сожителя Оливии.
– Про наркотики забудьте, – говорит он. – У вас в руках – убийца. Постарайтесь вытянуть из него все, что он знает о боевых искусствах. Я еду. Скоро буду у вас.
– Нет, – отвечают ему. – Приезжайте в госпиталь. Кажется, у нас еще одна проблема.
1:28 РМ
Чайка пролетала над пляжем и вдруг заметила внизу мышь. Приземлилась на песок и спросила:
– Где же твои крылья?
Каждая тварь земная говорит на своем языке, и мышь не поняла слов чайки. Однако заметила, что у этого существа по бокам туловища расположены две странные штуковины.
«Должно быть, страдает какой-нибудь болезнью», – подумала она.
А чайка, увидев, что мышь рассматривает ее крылья, сказала себе так:
«Бедняжка. Должно быть, на нее напали какие-то чудища, сделав ее безгласной и бескрылой».