– Не тяни мне гланды через… сам знаешь что! Говори…
– Галиба надо убирать… Тут ты прав. Чем раньше, тем лучше.
Сергей согласно кивнул.
– Но встречу отменять нельзя. Встреча должна состояться!
– Чего-чего?.. Это как?.. Пригласить наших коллег на кладбище, дабы проводить в последний путь почившего героя? И ещё веночек принести? От них? И от нас? Ведь он и нашим, и вашим. А после поминки, тосты и слёзы по усопшему агенту.
– Зачем на кладбище? Не надо на кладбище. На встречу надо. Чтобы они встретились с Галибом.
– С каким Галибом, когда он… Когда мы его… – Сергей осёкся. Понял. Догадался. Сообразил. – Погоди-погоди!.. Ах, ты сукин же ты кот! С четырьмя лапами, хвостом и тем, что лижут!..
Сметлив был Серёга. Других в их Организации не держат. Не сразу врубился, но… сообразил.
– Жук ты… навозный. С большой буквы Ж! Ты это с самого начала придумал?
– Нет, просто подстраховался на случай междоусобных разборок. Подумал: а ну как моего подопечного подстрелят или взорвут? А я его как сына родного растил, воспитывал и за ручку водил. Разве только грудь не давал.
– Поэтому он среднего роста?
– Поэтому…
– И средней комплекции?
– Да.
– И никаких особых примет? И размер ботиночек и одежды самый ходовой… И родственников, жен, друзей детства и домашних животных у него нет. И рожу его никто не видел, голоса не слышал и паспорта в руках не держал…
– Верно. И поэтому куфия, родовой кинжал, чётки и другой бросающийся в глаза и запоминающийся антураж. Всё это создаёт образ. Предметы, окружающие человека, становятся частью его.
– И манеры эти и жесты – сидеть ноги растопырив, головкой невпопад кивать – тоже твои наработки?
– Мои.
– Уроки мимики и жеста? Привет, учебка, предмет – слежка и разная полезная хрень, которая позволяет свалить от филеров?
– Да, так…
Как учили. Учили, что если хочешь спрятаться под чужой личиной, то не красками рисуй, не кисточкой с гримом, а жестами. Характерными. И атрибутами привычными. Это и есть образ человека. По нему мы и опознаем своих знакомцев. Издалека. На улице. В толпе. В вагоне метро или автобусе, мчащихся мимо… Ещё лица не видим, а по тому, как человек идёт, как стоит, как голову наклоняет, по шарфику любимому зеленому, по кепи с козырьком, по сумке срисовываем на раз!
А сбрось он тот шарфик, очки и костюмчик свой к телу прикипевший, да балахон надень, форму военную или халат медицинский и походку измени, так ведь и не узнаем – мимо пройдем, в упор не замечая! Потому что – стереотипы!
Так актеры на сцене играют, опираясь в игре на реквизит – парики, трости, зонтики, шпаги, кивера, веера и прочие «костыли», благодаря которым меняют свой облик, вживаясь в шкуру героя. Только они плохо играют, потому что переигрывают, дабы на галерке их увидели и их талант оценили. Орут, глаза пучат… В жизни так играть нельзя. В жизни, вообще, играть нельзя, надо – жить. Если хочешь выжить!
Но приемы всё те же, актерские.
Что такое образ Галиба? Пять-десять характерных жестов – ножки расставить по-хозяйски, чётки теребить, плечами вот так повести, сесть, назад не глядя… Кивнуть сурово, если кому ушки надо обрезать. Или чуть иначе, если одобрительно. Набор штампов, которые можно тиражировать.
А лицо… А нет лица! Не видел его никто!
И голос, по которому любого человека можно опознать, – кто его слышал? Никто не слышал!
Потому что Галиба – нет. Есть созданная, вылепленная яркими, бросающимися в глаза деталями, маска. Фата-моргана. Молчаливая и кивающая голова. Тот самый «болван».
– А глаза? Что с глазами?..
Глаза – да. Но они всегда под солнцезащитными тёмными очками. Но всё равно, кто-то мог глаза разглядеть. И запомнить. Особенно разрез глаз. Разлет их в стороны от переносицы, и разлёт этот не переделать. Не научилась наука расставлять или приближать глаза к переносице.