– Ты только что признался, что не собираешься ее использовать.

Вайсберг засмеялся и провел рукой по кепке, словно приглаживая растрепанные волосы. Он так делал постоянно – Соня заметила. А еще она заметила чувство юмора у человека, который шутником и близко не выглядел. Соня полагала, что у Вайсбергов любые зачатки юмора были ампутированы по факту рождения, а тут такой поворот.

– Не собираюсь. Но оцени масштаб моих усилий: это не просто фото, а запись с камеры видеонаблюдения в Альберт-парке. Не так-то легко было достать эту запись, мне пришлось постараться. Ради тебя. Разве после этого я не достоин твоего времени?

– Нет.

– Но ты улыбаешься.

– Потому что ты смешон.

– Или потому что я достоин.

Вайсберг выглядел уверенным и довольным собой. Это за ним и раньше водилось, но сегодня в особенности, ведь он победил. Первая гонка сезона сложилась не в его пользу, но во второй он ворвался в борьбу при провале соперника и собирается повторить это в третьей.

И этот наглый тип явно хотел ее как-то использовать. Интересно, как именно. Сонино любопытство, будь оно неладно, опять не позволило послать Вайсберга. Кроме любопытства, проснулось и желание утереть нос, что очень печально, но такая уж у нее натура – азартная и неуступчивая. Близкие называли это «характером Роланда» и сочувственно качали головой. Сочувствовали, разумеется, не Соне, а всем, кому придется иметь с ней дело.

– У тебя полчаса, Вайсберг.

Он поднял брови, удивленный ее быстрой капитуляцией.

– Что ж… прогуляемся? Я голоден, а нас поселили в отель с жуткой местной едой, от вида и запаха которой мне дурно. Поскорее бы вернуться домой. – Кифер, как и большинство гонщиков, жил в Монако из-за налоговых льгот на получаемые миллионы.

– Полчаса, – напомнила Соня. – Советую быть информативным.

– Понял тебя, Ридель.

Из Сони правда получился хороший стратег. Ник заявил, что разглядел в ней это в детстве. Соня была дочерью эмоциональной и темпераментной актрисы, но разительно отличалась от матери. Любила математику, с удовольствием корпела над учебниками, находя их по-настоящему захватывающими. Может, для кого-то (для Давида) это было скучно, а кто-то называл ее типичной холодной австрийкой, эдакой подмороженной рыбой. Хотя насчет типичности можно поспорить: мать Сони не раз это доказывала своим взрывным характером, да и отец никогда не считался паинькой. Это Соня получилась… своеобразной.

Настойчивость Кифера она приняла и перестроилась. Как минимум во время прогулки можно вытянуть из него причину ухода Деда, а максимум… кто знает. Вайсберг хотел с ней поиграть и почему-то не понял, что делать этого не стоит. Странно – он выглядел умным парнем.

– После гонки и общения с прессой я всегда голодный, – сообщил Кифер. – Неподалеку есть ресторанчик, где жарят отменные колбаски.

– Колбаски? – хмыкнула Соня.

– Ага. Всегда скучаю по родной кухне. Разве ты нет?

– Не особо. Мне больше нравится экзотика.

– Неужели и этот жуткий сладкий рис?

– Он в первую очередь.

– Да ты извращенка, Ридель. Буду иметь в виду. – Он улыбнулся, явно стараясь быть очаровательным. И у него получалось. Соне нравилась эта необычная, неизведанная версия Кифера Вайсберга – вне гоночного мира он был другим. Более открытым и приятным.

В ресторане они расположились в отдельной беседке с видом на искусственный пруд. Несмотря на европейскую кухню, музыка играла местная, обстановка тоже не позволяла обмануться местоположением.

– Есть шанс, что вместо колбасок мне принесут очередной кебаб, – заключил Кифер, закрывая меню. – Выбрала что-нибудь?