О своих тайных планах он писал 10 мая 1796 года Виктору Кочубею, человеку, которому полностью доверял (хотя почти все мемуаристы одной из главных черт его характера называют недоверчивость): «Вот, дорогой друг, важная тайна… В наших делах господствует неимоверный беспорядок, грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду, а империя стремится лишь к расширению своих пределов. При таком ходе вещей возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправлять укоренившиеся в нём злоупотребления… Мой план состоит в том, чтобы по отречении от этого неприглядного поприща (я не могу ещё положительно назначить время отречения) поселиться с женою на берегах Рейна, где буду жить спокойно частным человеком, полагая своё счастие в обществе друзей и в изучении природы».

Он был лукав, с этим не поспоришь. И мог говорить об уходе только для того, чтобы проверить, как к этому отнесутся слушатели. Такое возможно: он был мнителен и не слишком верил в искренность окружающих (возможно, судил по себе). Но это письмо Кочубею написано ещё в то время, когда юный великий князь был хотя бы иногда способен на искренность. Похоже, он на самом деле не хотел быть императором. Хотел бы – согласился бы на уговоры бабушки. А он продолжал строить планы жизни «частного человека»… Правда, роковое событие ближайшего времени и то, что за ним последовало, заставило Александра Павловича пересмотреть свои планы, но не отказаться от отречения, а просто перенести его на не вполне определённое будущее.

В ночь с 6 на 7 ноября 1796 года неожиданно от апоплексического удара скончалась Екатерина Великая…

Говорят, перед смертью, даже потеряв сознание, человек видит то, что рядом с ним происходит. Если это так, то последние минуты земной жизни Екатерины были отравлены. Обожаемый внук её без колебаний предал. Поняв, что ей уже не подняться, что через несколько часов вся власть окажется в руках отца, он на полчаса покинет умирающую, чтобы переодеться и встретить отца не в екатерининской (ненавистной Павлу потёмкинской) военной форме, а в гатчинской, сшитой по прусскому образцу. Павел, который позднее других приехал к матери, был счастлив, увидев сына в своей форме. Это был знак: сын готов ему подчиняться. Во всем. Он не подозревал, что обольщается: очень скоро Александр предаст и отца.

Но до этого ещё четыре года, надо сказать, не самых счастливых. Эти четыре года можно назвать второй жизнью Александра Павловича. В первой жизни, при бабушке, всё было озарено любовью. Во второй, начавшейся в 1796 году, о любви не было и речи…

Ему многое предстояло узнать о своих родителях. Хотя он на их счёт особенно и не обольщался. Екатерина ещё задыхалась в агонии, а они уже не могли скрыть нетерпения (они так долго ждали!). Вошли в спальню умирающей, Павел начал лихорадочно разбирать её бумаги. Свидетели вспоминали, что известный хитрец князь Безбородко, канцлер Российской империи, которому Екатерина вполне доверяла, молча указал Павлу на пакет, перевязанный лентой. Через мгновение пакет уже пылал в камине, огонь в котором разожгла ещё сама Екатерина. В пакете, скорее всего, было завещание в пользу любимого внука.

В ту жуткую ночь, когда умирала великая государыня, все, кто ещё вчера пресмыкался перед нею, добивались её расположения, боялись её, клялись в верности, вдруг, пусть ненадолго, показали своё истинное лицо. И Павел Петрович тоже показал. И его старший сын, когда переоделся в прусскую форму. Правда, этот маскарад заметили не все.