– А я была в Нижнем городе! – неожиданно похвасталась Марика, и все затихли.

– Врёшь! – протянул грубый и шумный Лиам Гай.

– Станет наследница Дойл врать, – вступилась Эльза. – Что там?

Сама не зная зачем, Марика понизила голос и таинственно сообщила:

– Он весь серый! Дома, одежда людей. На улицах пыльно и грязно. Запах такой странный, противный.

Под вопросы «и что?», «а как?», «правда, что?..» Марика рассказывала о своих двух прогулках. Умолчала только о папином кулоне, а ещё – о мальчике по имени Генрих. Казалось неправильным про него болтать.

***

Марика шла по коридору, гадая: будут её хвалить или ругать. Матушка редко вызывала её к себе, раз уж это произошло – должна быть существенная причина. Но на ум ничего не приходило. На празднике Конца года она вела себя хорошо, даже леди Ор так считала. В уроках пока не было ни заметных успехов, ни провалов.

Перед покоями матушки Марика замерла, расправила платье и только потом постучала.

Дверь распахнулась, и оказалось, что в просторных светлых покоях матушка не одна – рядом с ней за чайным столиком сидел папа в домашнем костюме, в руках у него было печенье.

Матушка обернулась и воскликнула:

– Наконец-то!

Хотя, вообще-то, Марика собралась быстро и пришла сразу.

Леди Дойл, впрочем, часто казалось, что все вокруг двигаются очень медленно, приходят с опозданием и ничего не успевают. Неудивительно: она сама обладала настолько кипучей энергией, что все прочие в её глазах были медлительными сонными черепахами. Леди Дойл слыла одной из красивейших женщин Шеана. Вся она была тонкая, лёгкая, подвижная, с талией как у юной девушки, с белокурыми локонами, с большими зелёными глазами. Представляя Марику подругам, она обычно дожидалась, пока дочь отойдёт в сторону, и немного смущённо добавляла к хвалебным эпитетам: «Уверена, она вырастет и исправится. Знаете, как это бывает у детей. Зато какая сила!»

Марика сделала книксен обоим родителям и замерла в ожидании, а матушка неожиданно обернулась к папе и спросила негромко:

– И о чём же, возлюбленный мой супруг, вы думали, позвольте узнать?

Лорд Дойл откусил печенье, положил его на край блюдца, отряхнул крошки с пальцев и проговорил медленно, с ленцой:

– Я, моя дорогая леди, от природы наделён большим умом. Совет, как вам известно, возложил на меня обязанность неустанно беспокоиться о благе всех стенийских граждан, кроме того, я интересуюсь историей и социальными науками. Таким образом, – Марика прикусила губу изнутри, потому что видела, что папа просто дразнит матушку, – я вынужден думать о множестве разных вещей. Что именно из моих мыслей вас заинтересовало?

– Остроумно, мой лорд, – матушка поджала губы, – но я имею в виду прогулки этой юной леди в Нижний Шеан!

Марика запаниковала, представила, что ей запретят покидать дворец, отберут кулон и…

И ещё всякие ужасы в голову полезли.

Но она успокоилась легко: папа разрешил ей. А его решения никто и никогда не оспаривал.

– Ах, это, – протянул тот задумчиво. – Что ж, полагаю, вы согласны со мной, леди Дойл, мы с вами растим не юный тепличный цветок, а будущего члена Ковена. Как минимум.

– Она девочка, – отрезала матушка. – Невинная девочка, в будущем – невеста и жена. Как… – она встала и расправила юбку блестящего изумрудного платья, – как, во имя Всевышнего, нам выдавать её замуж? Кто возьмёт её, узнав, где она… гуляла, – матушка явно хотела выбрать другое слово, но осеклась, – пока была ребёнком?

Марика покраснела, на языке вертелось: «Пусть и не берут, больно нужны!» – но она промолчала. Она верила в папину защиту.