По ней как-то можно было ориентироваться. Из снастей на этот раз взял с собой только складной спиннинг, который примотал скотчем к раме «железного коня». Удочка бы мешалась в дороге.

Вначале поехал исследовать Ко Таратау по бетонке длиной 4 км. Множество крутых подъемов чередовались со спусками и заставляли иногда идти пешком в гору. Стояла великая тишина, нарушаемая только звуками природы. В ветвях щебетали разноголосые птицы, где-то визгливо перекликались обезьяны, иногда то там, то сям трещали сучья. Стены джунглей по обеим сторонам дороги пугали своею близостью…

Дорога, приведшая к хорошо защищенной от ветров бухте, заканчивалась возле горной реки. Ее поток оказался достаточно сильный. Рядом находилась переправа. Она состояла из двух канатов, по которым направлялся пенопластовый понтон. Удалось загрузить на него велосипед и перетянуть за счет специальных канатов на другую сторону. Реку я перешел вброд.

Далее тропа вывела меня к тихой уютной бухте с короткой зеленой травкой, высоченными пальмами и тремя деревянными строениями, двери которых оказались на замке. Снова преодолев реку, теперь уже перейдя ее ниже по деревянному мосту, я оказался на краю уходящего на расстояние не менее 3 км пляжа. Тут я увидел два чьих-то велосипеда, стоящих на каменистой площадке возле черной жирной стрелки с надписью «Водопады», и тоже оставил своего «железного коня» рядом, а затем спустился к кромке прибоя. Было очень жарко. Ни вблизи, ни вдали никого не было видно. Значит, эти двое ушли к водопаду. Раздевшись донага и убрав вещи в рюкзак, с одним спиннингом в руках я шлепал босиком по мокрому песку, пугая кособоко убегавших маленьких крабов. Шел куда глаза глядят и чувствовал себя полностью свободным.

Пройдя половину пустынного пляжа, решил все-таки попробовать порыбачить. Вспоминая, как на Самуи, забредая в воду в районе песчаных отмелей, местные ловили рыбу, я пытался делать точно так же, установив на спиннинге поплавочную оснастку и закидывая ее перед собой. Тактика состояла в том, что нужно было ногами на глубине чуть более одного метра ковырять дно, поднимая мутную песчаную взвесь. На муть у рыболовов Самуи подходила разного размера рыба, сначала мелкая, а потом крупнее, которая, очевидно, охотилась за мелкой. Но она хватала и ту же наживку, что и мелкая.

Помня, что в качестве наживки рыболовы Самуи использовали мясо мелких ракушек, я насобирал на отмели точно таких же в пакет, а затем поколол добычу камнем, чтобы достать мясо моллюсков. После этого положил наживку в пакет, который висел на вынутом из шорт и застегнутом на бедрах ремне.

Отмель была слишком обширная, и я, подыскивая подходящую глубину, все отдалялся в море. Временами по русской привычке поглядывал назад на рюкзак с одеждой, чтобы случайно кто не стырил его у меня, а то пришлось бы плести трусы из листьев пальмы… Впрочем, кому здесь быть? Человеческих следов на песке не было. Идя все дальше в море, я отдалился от берега настолько, что, если бы кто-то, скажем, наблюдавший из кустов, и захотел бы надо мной подшутить, я бы уже быстро назад не вернулся.

Даже на расстоянии пятидесяти метров от берега, куда мне удалось забрести, вода была мутноватая из-за того, что мельчайший песок со дна поднимало течение. Я дополнительно взмучивал воду ногой, отходил в сторону, а потом забрасывал на это место поплавочную оснастку. Когда насадка двигалась под воздействием течения вблизи дна, поклевок не было. Пришлось изменить глубину ловли, сделать так, чтобы насадку слегка волочило по донному песку. Наконец мне показалось, что поплавок притопило чуть больше, чем когда он пляшет на волне. Сделав подсечку, почувствовал, как на леске что-то забилось. Хотя было яростное сопротивление, удалось вывести рыбу к поверхности, серебристую и продолговатую, похожую на кефаль, но, когда попытался взять добычу в руки, она сошла с крючка.