– Прикажи своим людям бросить оружие! – велел графу Олег. Роберт Сильный бешено глянул на него и тут же полуприсел от резкой боли в вывернутой руке.

– Бросить оружие! – взлаял граф.

Зычный голосище покрыл шум побоища. Палатины оборачивались, на их искаженных лицах проигрывалась гамма чувств – неверие, надежда, облегчение, ярость, презрение. Бойцы расцепились и разошлись, посверкивая глазами. Мертвых разобрали и оттащили до своих.

– Сдавайтесь! – холодно сказал Олег. – И вам всем сохранят жизнь! Иначе… – он приставил к подбородку графа острие меча. – Вас перебьют, а первым умрет граф!

На пять ударов сердца зависла тишина. Потом, с громким дребезгом, на каменные плиты упал меч. За ним другой, третий… и посыпалось.

– Чего вы хотите? – прохрипел граф.

– Как чего?! – комически изумился Олег. – Золота!

Русы загоготали.

– Сколько? – в тоске спросил граф Парижский.

– Тысячу фунтов, – сообщил Олег размер виры.

– Сколько?!

– Ты-ся-чу, – раздельно выговорил Вещий. – Не прибедняйся, граф!

Граф покорно склонил голову. Domine, libera nos a furore normannorum…[35]

– Да-а… – проговорил впечатленный Пончик. – Как в кино сходил… Олег! – вскрикнул он вдруг. – Гляди! Как тогда…

Сухов перевел взгляд на море и оцепенел. Над караваном пылало зарево удивительного сиреневого оттенка. «Как тогда…» Опять открывается темпоральный туннель?! Опять их забросит черт-те куда?

Олег ощутил странное покалывание по всему телу, словно он организм «отсидел». Сиреневые сполохи заиграли, струясь лентами и вихрясь разрывчатыми струями света. Весь мир обездвижел – не вздымались волны, утих ветер, хотя парус по-прежнему пучил полосатое брюхо. В абсолютной тишине накатил синий туман, и пала тьма.

Глава 2. В которой Олег находит себе нового сеньора, а Пончик определяется во времени

Хвалынское море, 921 год от Р. X.

В следующую секунду палуба под Олегом исчезла, и вокруг заколыхалась вода цвета светлого изумруда. Внезапный переход от предзакатных сумерек к свету ударил по зрению, по рассудку, но самым невероятным ощущением было иное – вдруг оказаться в воде. Не нырнуть, не плюхнуться нечаянно, а почувствовать в какой-то момент, что вокруг тебя не воздух, а плотная и не очень-то теплая влага.

Олег рванулся к светлой пленке над головой, колыхавшейся и отливавшей серебром, и вынырнул, отряхиваясь и отплевываясь.

Неподалеку барахтался Пончик. Лицо его было бледным, искаженным от страха, а глаза напоминали выпученные буркала глубоководной рыбы, о чем Олег не замедлил сообщить другу. Шурик не обиделся.

– Мы вернулись?! – заорал он, бултыхаясь. – Мы дома?!

– Я доктор? Я знаю? Поплыли к берегу!

До берега было далековато, только выбора не было – плыви или тони. Идти на дно никто не хотел.

– Что ты воду пенишь? – крикнул Сухов. – Экономней работай, а то выдохнешься!

– Я спасаю свою душу! – булькнул Пончик.

– Тело не забудь!

На берег Олег выбрался буквально на карачках и выволок Пончика на сырой песок.

Став на колени, он оглянулся. На запад катились зеленые валы Каспия, небо было чистым, едва тронутым облачками. На восток от широкой полосы пляжа, замусоренного кучами гниющих или сухих водорослей, поднимались пологие холмы с редкой травой. И ни звука. Даже чаек не слыхать. Только море в извечном ритме перелопачивало гальку и обтачивало песчинки, намытые волнами.

– А тут день! – воскликнул Пончик и закашлялся.

– Да ну? – буркнул Олег. – Какой ты наблюдательный… И что ты высматриваешь в небесах?

– Мало ли… Вдруг самолет пролетит…

– Ага, жди, – буркнул Сухов и пошарил по поясу. Древний нож на месте, и то слава богу… И заветный мешочек…