— Нельзя! У нее ребенок остался, — Залесский подошел ближе и с тревогой взглянул на Катю. — Я ее держать буду, а вы, Николай Георгиевич, зашивайте.

Пленница, которая все это время спала, от боли резко пришла в себя.

— Пустите меня! — отшвырнула руку хирурга в сторону она.

— Катя! Потерпеть надо! Швы разошлись…

Залесский уложил ее в подушки и придавил своим сильным телом.

— Просто потерпи. Слышишь?
          Она забилась под ним изо всех сил.

— Не трогай меня! Не трогай!.. Предатель! Все вы предатели!..

Он вдруг ощутил желание. Снова, как и тогда, пять лет назад. Страсть от соприкосновения тел и ее отчаянного сопротивления разгорелась с новой силой и никак не поддавалась контролю.

— Катя… черт…

Зажал ее поврежденную руку, и Николай Георгиевич принялся за работу.

Быстро наложил швы и перебинтовал руку.

— Вот и все. До свадьбы точно заживет, — по-доброму усмехнулся он и принялся складывать инструменты обратно в свой кейс.

Влад выпустил Катю из своей стальной хватки, и она, всхлипнув, забилась в угол постели.

Залесский почувствовал себя неловко.

— Катя, я тебя обидеть не хотел… По-другому ты бы не вытерпела. Тебе футболку сейчас новую принесут, не переживай… Не плачь, Катюша… Пожалуйста…

Она натянула на себя одеяло и отвернулась к стене.

Николай Георгиевич покачал головой.

— Не трудитесь, Влад Арсеньевич. До утра Катерина вряд ли сможет четко мыслить.

Как, не трудиться? Она так горько плачет, а у него сердце из груди рвется! Он ведь давно в свою жизнь не пускает никого, а тут, как будто родного человека обидел, боль причинил.

— Неужели нельзя поставить ей капельницу?

— Можно, но вы видите, как она сопротивляется? Не станет она под капельницей лежать. Только пораним лишний раз.

— Хорошо, спасибо.

Залесский достал из бумажника крупную купюру и всунул ее хирургу.

— Я бы осмотрел ее через пару дней. Надо проследить, чтобы с раной все в порядке было.

—Я вас приглашу.

У него в кармане пиджака зазвонил мобильный, и он, махнув на прощание хирургу, взял трубку.

— Влад, я ребенка нашел, — послышался голос Андрея. 

— Вези сюда.

— Не могу. У Катерины подруга шибко упрямая. Сказала, не отдаст ни за что ребенка. Но свидетельство о рождении показала, я сказал, что я из полиции. Отчество у девочки твое, Владиславовна. И зовут ее, как тебя. Владой. Бывают же совпадения!

Что-то полыхнуло в груди и обожгло легкие.

— А дата рождения? Родилась когда? — хрипло поинтересовался он.

— Двадцать первое августа две тысячи семнадцатого.

— Черт!.. С девочкой все в порядке?

— Ну… руки ноги целые, синяков на теле нет. Только трясется все время и плачет. Не дается забрать ее, Влад. Как дикие кошки - что она, что хозяйка квартиры. Кстати, хозяйка говорит, с Артуром у пленницы нашей ничего не было. Он к ней клинья все время подбивает, а в ресторан вчера обманом заставил идти.

— Ладно, главное, ребенок под присмотром. Скажи им, что с Катей все в порядке. Завтра дома будет. И охрану пока у квартиры оставь. Кто знает, что Артуру в голову придет.

— Оставлю… Слушай, у девчонки глаза твои, карие. Влад, я чего-то про тебя не знаю?

— Я тоже не знал. Катя мне жизнь спасла. Тогда, помнишь, в конце декабря? В две тысячи шестнадцатом? Смелой оказалась, не побоялась меня с пулевыми ранениями у себя дома спрятать. А могла мимо пройти. Не прошла.

— Будь он неладен, тот декабрь! И что нас с тобой дернуло тогда топливо туда погнать?

— Все жажда наживы. Не помнишь разве, какими мы были?

— Помню, конечно… Ладно, бывай. Охрану поставлю, у меня еще дела в городе есть.

— Спасибо за помощь.