Я помнила, что первый и единственный этаж был занят пекарней. Мои родители славились в поселке, как продавцы самой вкусной выпечки. Что теперь осталось от всего этого? Пустой зал, столик у окна, прилавок, а за ним три деревянных стеллажа.

Жили они на чердаке. Папа называл его “мансардой”, но мансарды намного больше и имеют не одно крошечное окно.

Я оставила Майю внизу и поднялась по крепкой лестнице наверх.

Всё здесь выглядело так, будто мои родители вышли лишь на минутку. Да, пыль успела осесть плотным ковром, но вещи все еще оставались в таком состоянии, как если бы совсем недавно ими пользовались.

Раскрытая на середине утренняя газета лежала на столике, на ней стояла чашка, кофе из которой давно испарился, и теперь на дне было лишь черное пятно все в трещинах и плесени.

Рядом притулился моток пряжи, недовязанный шарф и две деревянные спицы. Столик стоял между двух кресел, и я могла детально представить, как отец Арьи, пожилой седовласый мужчина, читает свежие новости за чашкой ароматного напитка.

Напротив него сидит мать. Она, как обычно, ворчит на мистера Грэка из-за того, что тот начал читать новость вслух, а потом забылся и дочитывал уже про себя. Она вязала в это время очередной шарф. Больше ничего у нее не получалось связать, но это было ее любимым занятием.

Громкий стук в дверь вырвал меня из размышлений. Кто может стучать с такой силой?

— Майя! — негромко крикнула я, сбегая по ступенькам. — Не открывай!

Девочка уже тянулась к ручке двери.

Майя отдернула руку, а я в этот момент подскочила к окну. Сквозь щель между досок могла увидеть крыльцо и того, кто пришел. С облегчением поняла, что не Нико.

Полнотелая миссис Хом в цветастом платье и косынке на голове, заложив руки за спину, ждала пока ей откроют. Женщина топталась на месте, сверлила взглядом носки своих туфель.

Я помнила ее доброй и отзывчивой, а потому, не раздумывая, поспешила отворить дверь.

— Миссис Хом! — преувеличенно радостно воскликнула, протягивая к соседке руки.

Та, в свою очередь, сделала вид, что тоже рада меня видеть.

— Да из окна тебя увидела, — махнула рукой Ванда, — думаю, ты иль не ты? К родителям приехала впервые за столько лет, неужто!
— Никак не могла выбраться раньше. А мои…

— Родители-то? Померли уж три года назад. Что, не слыхала?

— Некому было передать мне эту новость, — я поджала губы. Грусти от потери людей, которых я не знала, не было. Только эмоции Арьи всколыхнулись и исчезли.

— А ты что, — Ванда заглянула через мое плечо в торговый зал, — одна, что ль? Где муж-то твой?

— Я с дочерью миссис Хом. И буду жить здесь с ней вдвоем.

— Разошлись? — ахнула женщина.

— Так вышло. Да вы проходите… Только у меня ни чая, ни угощений. Проходите внутрь, расскажете мне как дела в поселке, — я пригласила соседку совершенно искренне и, вдруг вспомнив один примечательный момент из жизни Берегового, спросила: — Мистер Клент все также бегает за каждой юбкой?

С Ванды вдруг спала всяческая любезность. Женщина поджала губы, а после сплюнула перед собой:

— Еще одна потаскуха. Что вам всем, медом здесь намазано?

Я оторопела на миг. Открыла и закрыла рот, так и не найдя что сказать.

— Мужики вас бросили, так вы сюда претесь за нашими? Так ты учти – баб с чужими детями тут только юзают, да замуж никто не берет.

Мои щеки вспыхнули. Стало одновременно стыдно почему-то и за себя, и за Ванду. Или в воспоминаниях Арьи какая-то ошибка, и на самом деле миссис Хом никогда не была настроена к ней по-дружески?

— Миссис Хом, следите за своими словами, — произнесла я сквозь зубы. — Имейте совесть, хотя бы перед моей дочерью.