Фелиция Зигмунтовна повернулась к окну.

- Я тогда крепко обозлилась… сама же в комнату его проводила. Еле растолкала! Он ведь тяжеленный. И я – не девочка уже… но довела. В постель уложила. Воды вот поставила. Думала, что утром выскажу, как и чего…

- А утром?

- У меня с расстройства бессонница приключилась. Со мною оно частенько. Маялась, почитай, до рассвета. Уж и молока себе грела, и лавандовым маслом виски натирала. После уж не выдержала, приняла капелек… не люблю я их. После проснуться тяжко и голова болит. Но тут уж… проспала до обеда.

- А прислуга?

- Кухарка моя сказала, что Епифан снедать не стал. Велел в комнате убраться. Она еще возмущалась, что он себя уж больно по-хозяйски ведет. Вот… ну и в комнату заглянула, а там на ковре пятно такое, что и не оттереть. Я еще больше обозлилась. Думала даже от дома отказать, раз он так…

- А он не вернулся, - завершила я рассказ.

- Именно, - хозяйка сцепила руки. – Не вернулся. Я уже к вечеру поняла, что случилось неладное. В полицию нашу отправилась. Да там лишь посмеялись, мол, загулял мужик… его, оказывается, в кабаке видели. В «Веселом борове». Он там сидел с вечера, пил. И утром тоже похмелялся. Сказали, что проспится и придет. Что дело-то житейское.

Только не проспался.

И не пришел.

Зато кто-то подкинул Фелиции Зигмунтовне второй снимок.

- Я думала позвонить его начальству, но… - она заломила пальцы. – Побоялась. Понимаете? Все ж… у Епифана одно время имелись проблемы. Пил он… жена оттого и ушла. Занудный. Денег в дом не несет. Еще и пьет. Вот… он тогда вовсе едва работы не лишился. После и завязал-то. Я и подумала, а если снова? Если запил? Я шум подниму, а он отыщется, загулявший. И что тогда? Нехорошо получится. С начальством он и так поругавшись. Точно с работы попросят.

И в этом был резон.

Только сейчас Фелиция Зигмунтовна оправдывается не перед нами. Перед собой. Ей все кажется, что она проглядела, что если бы шум подняла, то и брат её троюродный жив бы остался.

- А потом уж я и нашла снимок этот…

- Когда?

- Понедельник… он в субботу ушел. А в понедельник вот… в газетах лежал.

- И вы…

- И я поняла, что… а что там еще понять можно было?! – выкрикнула она и тут же смутилась. – Извините. Нервы у меня… капли почти и не помогают. Еще со времен… прежних, когда супруг мой жил. Характер у него очень испортился. Сам не спал и мне не давал. Только прилягу, он тросточку возьмет и стучит. Тук-тук-тук по полу. А как руки отнялись, то орать начал. Выть. И главное, встанешь – он замолчит. Ляжешь… Вот… с той поры и бессонница. И голова теперь болит частенько. Я сперва хотела в полицию, да… поняла, что не станут они искать. Опять сошлются на зверей диких. Что, мол, напился, ушел в лес, там его медведи и задрали.

- А голову на пенек выставили? – не удержался Бекшеев.

- Поверьте, нашли бы объяснение… я и вспомнила, что… читала… намедни в газете было… старая газетенка, до нас свежие не сразу доходят. Но была статейка одна. Про безумца, который девиц душил. И про то, что его поймали. Жандармы. Из особого отдела.

- И вы решили отправить…

- А после еще одна статейка. Там князь Одинцов рассказывал про то, что тяжкие преступления… чего-то там. Уже не помню, чего. Главное, что я подумала, что если головы людям режут, то преступление всяко тяжкое. Вот письмецо и послала. А заодно уж начальству Епифана позвонила. Доложилась… может, он с дочками не больно-то ладил, но теперь будет числится погибшим на службе. И пенсию выправят. Повышенную.

Она была одновременно и прагматична, эта женщина в китайском халате да пуховой шали, и сама же стыдилась этой вот прагматичности.