– Терапия. Дед у меня был землевладельцем в Ирландии и больше, по сути, ничем не занимался. А отец привык трудиться, он учился в Штатах. Потом вернулся в Ирландию, женился на моей матери и увез ее с собой за океан. Но она так и не сумела привыкнуть к жизни вдали от Ирландии. Она умерла довольно рано, отец ненамного ее пережил. Я тогда еще был студентом. Родители и заразили меня Ирландией. А тот факт, что они были ирландцы, значительно облегчил мне получение ирландского гражданства, когда я на это решился.

С точки зрения налогов мне был прямой резон отказаться от американского гражданства. Трудно устоять, если знаешь, что в Ирландии писатели освобождены от подоходного налога. Для меня это оказалось решающим фактором, особенно когда книги стали выходить большими тиражами и хорошо раскупаться. А теперь, вернув себе дом предков, я, надо думать, осел здесь навсегда, хотя Майкла мне вряд ли удастся уговорить переехать. После диплома он хочет делать карьеру в сфере высоких технологий, и, хотя в Дублине тоже есть такие возможности, он твердо решил пробиваться в Силиконовой долине либо в Бостоне. Типичный американский ребенок! Пускай ищет свое место в жизни. Не хочу вмешиваться, хотя я ужасно скучаю без него. Может, со временем он передумает и вслед за мной переберется в Ирландию. Все таки зов крови… Я был бы только рад, но он пока об этом и слышать не хочет.

Финна тянуло спросить, почему у Хоуп нет детей, но он не решался. Может, муж был чересчур занят своей карьерой, а она ему не перечила. С ее мягкостью и предупредительностью это легко себе представить, хотя теперь она превратилась в женщину, целиком поглощенную собственной карьерой. И все таки, как она сказала, они были женаты двадцать один год…

В разговорах о жизни, о художественных пристрастиях и интересах вечер прошел незаметно, и оба были даже огорчены, когда настало время покидать этот уютный ресторан. Хоуп еще позволила себе десерт и шоколад, которыми тоже славился «Хэррис». А Финн признался, что раньше, когда курение еще было разрешено, его здесь всегда терзало искушение стащить фирменную цветную пепельницу венецианского стекла. Хоуп представила себе, как известный писатель украдкой запихивает красивую пепельницу в карман элегантного синего костюма, и расхохоталась. С трудом верилось, что он на такое способен, хотя искушение наверняка было велико. Ей тоже всегда нравились эти пепельницы. А теперь они стали коллекционными раритетами.

После ужина Финн повез ее назад, в отель, но на середине пути вдруг притормозил.

– А можно пригласить вас выпить еще по стаканчику? Вы же не уедете из Лондона, не побывав в «Аннабелс», тем более перед Рождеством. Вот где жизнь! – предложил он с надеждой во взгляде, и Хоуп хотела было отказаться, но пощадила его чувства. Она устала, но на один стаканчик ее еще хватило бы. Общение с Финном доставило ей удовольствие, она уже давно так чудесно не проводила вечер, да и когда еще доведется? В Нью-Йорке она живет отшельницей, по ночным клубам и ресторанам не ходит, а приглашения от таких красавцев, как Финн, забыла когда и получала.

– Ну хорошо, разве что по стаканчику, – согласилась Хоуп. «Аннабелс» встретил их оживленным гулом. Жизнь, как и говорил Финн, била здесь ключом. Они сели за стойкой, выпили по два бокала шампанского, и, прежде чем уехать, он пригласил ее потанцевать, после чего наконец отвез в «Клэриджес». Вечер прошел чудесно, оба остались довольны. Он получил удовольствие от общения, ей его общество тоже было приятно.