Странное чувство сродства охватило Киру. Щеттер не была ей симпатична – ничуточки, – и все же она не могла не восхититься стойкостью майора.

– Почему именно вы? Разве…

– Потому что если вы подвергнетесь нападению, вам понадобятся люди, которые могут сражаться, – сказала Щеттер. – Я сломала ногу при приземлении. От меня не будет никакой пользы. Что же касается капрала, он сам вызвался. В ближайшие дни он доберется пешком до базы, а потом возьмет шаттл и слетает за мной.

– Мне очень жаль, – проговорила Кира.

– Не о чем жалеть, – сурово ответила Щеттер. – Чему быть, того не миновать. И нам все равно следовало оставить здесь наблюдателей на случай, если инопланетяне вернутся. Я служу в разведке. Я самый подходящий человек для такого задания.

– Конечно, – согласилась Кира. – Кстати, если пороетесь в лаборатории Сеппо на базе, найдете и упаковки с семенами. Не знаю, сумеете ли вы их прорастить, но…

– Посмотрим, – сказала Щеттер. И чуть мягче добавила: – Спасибо за заботу, хоть вы и бываете порой настоящей занозой в заднице, Наварес.

– От занозы слышу.

Кира провела ладонью по краю контрольной панели, следя за тем, как изгибается и тянется поверхность «скинсьюта». Окажись она на месте Щеттер – хватило бы ей мужества принять такое решение?

– Мы предупредим вас, когда шаттл вылетит. Отключаюсь.

– Выключи экран! – приказала Кира.

Она всмотрелась в свое отражение в темном стекле – призрачный, смутный двойник. Впервые с тех пор, как чужь вырвалась из ее тела, ей удалось внимательно разглядеть себя.

И она себя почти не узнала. Вместо обычных, ожидаемых очертаний головы – голый, лысый свод черепа, черный, под слоями пересекающихся волокон. Глаза запали, по обе стороны рта появились морщины, как у ее матери.

Кира подалась ближе. На стыке «скинсьюта» с кожей сформировался изощренный фрактал, при виде которого что-то в ее душе отозвалось, как будто Кира видела его не впервые. Ощущение дежавю было настолько сильным, что на миг Кира перенеслась в иное пространство и время, и ей пришлось встряхнуться и переменить позу.

Кира подумала, что вид у нее – как у зомби, как у трупа, вылезшего из могилы, чтобы терзать живых. Ее охватило отвращение, и она отвернулась, не желая смотреть, во что ее превратила эта чужь. Хорошо, что она не сделалась такой, пока жив был Алан, – такую он не мог бы полюбить, к такой невозможно даже относиться с симпатией. Ей представилась гримаса омерзения на его лице – омерзения, равного ее собственному.

На миг глаза наполнились слезами, но Кира сердито сморгнула их. Она надела шляпу с полями, которую отыскала в кладовой, и подняла ворот комбинезона, постаравшись скрыть чужь. А затем:

– Включить экран. Начинаем запись.

Экран зажегся, и на панели рядом с камерой замерцал желтый огонек.

– Привет, мам, пап, Иста. Не знаю, когда вы увидите это сообщение. Не знаю, увидите ли вы его вообще, но очень на это надеюсь. Тут дела плохи. Подробности я вам рассказать не имею права, иначе у вас будут проблемы с Лигой, но Алан погиб. А еще Файзель, Юго, Иванова и Сеппо.

На миг Кира отвела глаза и не сразу смогла продолжить:

– Мой шаттл поврежден, и я не уверена, доберусь ли до Шестьдесят первой Лебедя, но если не доберусь: мам, пап, я составила завещание на ваше имя. Информация в приложении к этому сообщению. И я понимаю, это прозвучит странно, но я прошу вас мне верить. Надо подготовиться. Вы должны подготовиться. Грядет буря, и буря страшная. Хуже, чем тридцать седьмой год.

Они поймут. В их местах всегда шутили, что хуже бури тридцать седьмого года может быть только апокалипсис.