Кира объяснила, и медуза позеленела, как человек, которому стало дурно.

Фалькони выругался:

– Да что с тобой, Грегорович? Нет времени рассусоливать. Я отдал приказ. Меняй маршрут, черт тебя подери.

– Нет, не стану. О нет, не смею.

Капитан хлопнул ладонью по приборной доске:

– Что, серьезно? Ты ничего не имел против, когда мы отправлялись к Жукхе, а теперь ты вздумал бунтовать?

– Тогда смертельная угроза не достигала такой высокой вероятности. Рассчитанные риски оставались в пределах терпимого – с учетом имевшейся информации. Вы не планировали оказаться в гуще боевого сражения. А теперь я такого не допущу. Нет, ни за что.

Судя по интонациям корабельного разума, он считал, что действует совершенно правильно.

– Но почему? – спросила Нильсен. – Чего ты так боишься?

Вновь это слабоумное хихиканье.

– Вселенная пошла вразнос, чертово колесо раскрутили до предела. Повсюду тьма и пустота. И что теперь имеет значение? Тепло дружбы, свет человеческой доброты. Триг лежит при смерти, замороженный в глыбе льда, и я не допущу, чтобы наш экипаж понес новые потери. Нет, я этого не допущу. Если мы ринемся в гущу схватки между медузами и жутями, когда Седьмой флот рыщет вокруг, неся горе и бедствия, скорее всего мы встретим свой рок в облике того или иного корабля, который обрушит на нас ярость жестокой судьбы, не смягченную ни жалостью, ни милосердием, ни толикой человеческого разумения.

– Я тебя понял, – сказал Фалькони. – А теперь приказываю развернуть корабль.

– Не могу, капитан.

– То есть не хочешь.

Грегорович вновь испустил низкий и протяжный смех:

– Неспособность – с молоком ли впитана или внутри воспитана? По мне, что в лоб, что по лбу.

Фалькони обернулся к Нильсен, и Кира уловила тревогу на его лице.

– Ты слышал, что сказала Кира. Если не предупредим Узел Умов, потеряем единственный шанс заключить мир с медузами, возможно, наш единственный шанс победить жутей. Ты этого добиваешься?

И снова этот длинный басовитый смех.

– Когда непоколебимая сила хочет сдвинуть непреодолимый камень, вероятный исход вычислить невозможно. Всех ресурсов компьютера для этого не хватит. Статистические факторы умножаются бесконтрольно.

– Ты хотел сказать – непреодолимая сила хочет сдвинуть непоколебимый камень, – поправила Нильсен.

– Я всегда хочу сказать то, что хочу.

– Но не получается?

Воробей издала странный звук.

– Кажется, ты пытаешься высокопарно передать простую мысль: ты не знаешь, чем все кончится.

– Ага! – сказал Грегорович. – В том и дело. Никто из нас этого не знает, и я спасаю вас от Неопределенности с большой буквы, воробушки мои. О да, я вас спасаю!

– Ладно, с меня хватит этого нахальства, – заявил Фалькони. – Не хотелось мне это делать, но ты не оставил мне выбора. Код доступа четыре-шесть-шесть-девять-так-то-вот. Авторизация: Фалькони-альфа-браво-браво-виски-танго.

– Простите, капитан, – отозвался Грегорович, – неужто вы в самом деле рассчитываете, что это сработает? Вы не можете насильно отделить меня от системы. «Рогатка» моя, в первую очередь моя, а потом уж ваша. Плоть от моей плоти и прочая чушь. Примите поражение достойно. Мы летим к альфе Центавра, а если и там настигнет угроза, найдем тихую гавань на краю обитаемого мира, куда не проникнут назойливые щупальца инопланетян. О да, мы летим туда.

Он еще разглагольствовал, когда Фалькони ткнул пальцем в Хва-Йунг и бесшумно щелкнул пальцами. Механик кивнула, отстегнула ремень и быстрым шагом направилась к двери.