Обрыв, с которого она свалилась, был почти в ее рост.  Ведьма ухватилась на торчащие из земли корни прибрежных кустов и попыталась подтянуться, ногами нащупывая более твердые уступы в рыхлой земле. Берег поддался. Она перехватила одной рукой корень повыше, а другую потянула вверх в поисках следующей зацепки. В ладонь лег гладкий холодный ствол ивы. Она обхватила его  покрепче, но он вдруг изогнулся, обвился вокруг кисти, зажав ее в петлю, и рванул вверх, словно скоростной лифт, вытаскивая Дженни из оврага.

Она даже вскрикнуть не успела. Подлетела над землей, а в воздухе почувствовала, как что-то такое же гладкое и холодное обхватило ее поперек тела. И вдруг движение замедлилось. Ее плавно опустили на землю. Перепуганная Дженни инстинктивно зажмурилась и закрыла лицо руками, но вдруг все стихло. Только слышался все тот же приглушенный свист и вокруг талии ощущалась холодная хватка, которая, однако, чуть ослабла.

“Потерялась, малышка?” – низкий мужской голос звучал проникновенно, бархатно, обволакивающе. Дженни вдруг даже стало спокойно, но это спокойствие ей как будто внушали, подавляя другие эмоции. Она медленно убрала ладони от лица и увидела прямо перед собой мужчину. Точнее, первое, что она увидела – его глаза. Огромные, светло-зеленые, совершенно обезоруживающие. Больше она ничего не могла рассмотреть, эти глаза завораживали, манили и успокаивали. Дженни даже не сразу поняла, насколько близко для незнакомца он сейчас стоит рядом. Одной рукой он крепко обнимал ее, слегка прижимая к себе. Тоненькая девичья талия легко умещалась в  его большой ладони. Руки незнакомца были холодными – это чувствовалось даже через толстую ткань пальто, но в них ощущалась такая сила, даже не сила – власть. Вырываться не хотелось. Остатками трезвого сознания ведьма понимала, что здесь что-то не так. Не должна юная девушка позволять себя вот так обнимать взрослому незнакомому мужчине. Но ей почему-то хотелось позволять…

Дженни, не в силах отвести взгляда или попросить убрать руку, смотрела в его глаза. Она чувствовала, что незнакомец как будто усмехается, но не могла увидеть его улыбки. Чем больше она думала о том, что он обнимает ее слишком откровенно, тем горячее становился разливающийся внутри нее поток. Ее возбуждало собственное бессилие.

Как будто прочитав ее мысли, незнакомец усмехнулся еще раз и прижал Дженни еще сильнее – так, что теперь она уже не видела его глаза, но чувствовала его дыхание и шепот у своего уха:

– Ты очень храбрая для смертной, если гуляешь одна в таком тумане. Или может ты не смертная вовсе?

Дженни вздрогнула то ли от догадки проницательного незнакомца, то ли от того, что что-то тонкое и холодное пощекотало ей мочку уха. Но мысли ускользали куда-то. Чем сильнее этот мужчина сдавливал ее в своих объятьях, чем теснее прижимал к своему крупному телу, тем слаще ей становилось. Думать и отстаивать честь не хотелось. Хотелось плыть в своей истоме и впитывать мужскую силу, покорно и с едва сдавленным стоном отдаваться ее власти, вытекать без остатка.

Большая ладонь все еще обвивала талию тяжелым кольцом, и вместе с ним что-то давило, распирало изнутри. Дженни закрыла глаза, юное тело теряло контроль, не в состоянии противиться. Он провел другой рукой по ее волосам, забрался под них, чуть отодвинув воротник пальто, провел пальцами по обнаженной тонкой шее.

Дженни прикусила губу.  За эти прикосновения она готова была сейчас же  скинуть пальто, сорвать одежду, остаться перед ним голой и беззащитной, встать на колени, ползать в грязи, лишь бы он подольше держал ее в этой власти, которая сводит с ума. Быть его рабыней навсегда, остаться в этом лесу, в этом тумане, делать все, что прикажет. Забыть про свои цели, про веретено, про дом, про свой ковен. Забыть себя наконец, стать просто телом – смертным и покорным.