Ирабиль спрыгнула с кровати. Три высоких зеркала поочередно отразили ее, идущую к комоду. В верхнем ящике три пробирки. Ирабиль выпила одну. Тишину комнаты нарушил звук вдыхаемого воздуха. Румянец вернулся на щеки принцессы.

В дверь постучали.

– Папа? – крикнула принцесса.

– Услышал, что ты проснулась. Можно войти?

Принцесса одним прыжком оказалась у зеркала. Отбросила спутанные волосы, вытерла с подбородка капельку крови и с немым упреком посмотрела туда, где растущая грудь с каждым днем все больше приподнимала ткань ночной рубашки. Наверное, из-за этого постоянного смущения Ирабиль останавливала во сне сердце.

– Входи, – сказала, закутавшись в халат.

Дверь открылась, впустив полностью одетого отца. Он улыбнулся дочери.

– С днем рождения, милая.

Глаза принцессы широко распахнулись, рот приоткрылся.

– Только не говори, что ты забыла! – воскликнул отец.

– За-бы-ла, – пролепетала Ирабиль. – Погоди, нет… Сегодня…

– Сегодня, сегодня. Тринадцать лет. Целая вечность для тебя, и одно мгновение для меня.

Эмарис вздохнул. В его глазах принцесса читала грусть, но губы улыбались.

– Спасибо, папа, – сказала Ирабиль.

Она обняла отца и, почувствовав, как его руки сомкнулись у нее на спине, замерла, наслаждаясь этим ощущением. Отец любил ее, но был скуп на ласку. Недавний танец на балу, да это объятие… Когда еще он прикасался к ней с такой нежностью? Наверное, в далеком детстве. Принцесса сказала «спасибо» не только за поздравление. Она благодарила отца за улыбку – пусть и с грустными глазами.

– Я велел накрыть на стол. Ты голодна?

Еще одна черта отца, которая восхищала принцессу. Он ни разу не забыл, что она дышит и растет. Король Эмарис, чье сердце в последний раз стукнуло почти четырнадцать лет назад, а до этого молчало целую вечность.

– Спасибо, – повторила Ирабиль.

– После завтрака прокатишься со мной? Хочу показать тебе Храм.

Принцесса отстранилась от отца. Она не верила собственным ушам.

– Ты покажешь мне его?

– Конечно. Думаю, теперь я смогу увидеть вас вместе.

Сердце принцессы забилось быстрее, дыхание сперло.

– Что случилось, папа? – спросила она.

– Ничего. Почему ты спрашиваешь?

– Почему вдруг ты решил, что теперь можно показать мне ее?

Теперь и в глазах короля сверкнула улыбка.

– А почему вдруг моя дочка, которая всегда с нетерпением ждала дня рождения, вздумала о нем позабыть?

Она покраснела и отвернулась. Отец видел ее насквозь, а вот она его – нет.

– Надеюсь, ты ведешь себя осторожно? – Эти слова прозвучали беспомощно. Отец знал, что может выполнить любой каприз дочки, кроме одного. Он не мог дать ей друга. Не мог и запретить ей найти его самой.

– В основном, – отозвалась Ирабиль. – А… А что на завтрак?

Чудеса продолжались. Обычно Ирабиль завтракала в одиночестве, хотя и предпочла бы разделить трапезу с кем-нибудь из слуг-людей. Например, с Акрой, доброй служанкой, у которой всегда находилось доброе слово. Сегодня напротив принцессы сидел папа. Не ел, смотрел на дочь и улыбался, думая о чем-то далеком.

Стол находился посреди загнутого полумесяцем зала. Того самого, где недавно прошел грустный бал. Кажется, потолок над этим залом просто висит, потому что с трех сторон – лишь громадные окна, через которые можно разглядеть пышный сад, окружающий дворец. В саду, то тут, то там виднеются выложенные камнем площадки с фонарями и скамейками.

– Идем? – поднялся отец, когда принцесса отложила вилку и промокнула губы салфеткой.

– Поехали!

Ехали через весь город на лучшей из карет. День выдался солнечным, только далеко на западе, над деревнями, нависли тучи. Принцесса выглядывала из окошка и видела, как встречные люди кланяются. Некоторые, впрочем, делали вид, что не замечают кареты, а иные так и вовсе плевались.