Толкнув тяжелую дверь, Андре вошел в просторное светлое помещение. Из мебели, кроме дивана и низкого столика в углу, в ней имелся только огромный стол, рассчитанный на четыре рабочих места. Сейчас три стула были пусты, а на четвертом, склонившись над клавиатурой компьютера, сидела Люси.

– Лулу, тебе сегодня везет! – Андре бросил сумку на диван и подошел к столу. – Приглашаю тебя на ланч. Настоящий роскошный ланч. Можем пойти в «Ше Феликс», или в «Буле», или куда хочешь! У меня новая работа, и я намерен это отпраздновать. Согласна?

Люси улыбнулась, встала из-за стола и медленно потянулась.

Тоненькая и гибкая, с копной черных вьющихся волос, из-за которых она казалась гораздо выше, чем ее реальные пять футов шесть дюймов, Люси выглядела неуместно яркой и цветущей на фоне нью-йоркской зимы. Казалось, ее кожа удивительного, среднего между шоколадом и медом оттенка навсегда впитала в себя солнце родного Барбадоса. Когда Люси спрашивали о ее происхождении, она иногда смеха ради называла себя чистокровной квартеронкой и потом с удовольствием наблюдала, как ничего не понявший собеседник тем не менее вежливо кивает. Андре ей нравился, и она бы не возражала против продолжения знакомства, но, к сожалению, его вечно не было в городе.

– Ну так как? – с надеждой спросил он.

Люси пожала плечами и кивнула на пустые стулья:

– Я сегодня одна. У Мэри грипп, а Дану вызвали в коллегию присяжных. Нельзя оставлять контору без присмотра. – Даже после десяти лет, прожитых в Нью-Йорке, в голосе Люси сохранилась нежная вест-индская напевность. – Может, в другой раз?

– Ладно, в другой раз.

Люси сдвинула гору папок на край дивана и освободила место для них двоих.

– Расскажи мне о новой работе. Подозреваю, тут дело не обошлось без моей любимой редакторши, так?

Люси и Камилла недолюбливали друг друга. Началось все с того, что Камилла как-то назвала Люси «экзотической крошкой с головкой в рюшечку», о чем той немедленно сообщили, и с тех пор взаимная антипатия неуклонно росла. Камилла полагала, что Люси недостаточно почтительна и чересчур много требует для своих клиентов, а Люси считала Камиллу кривлякой и снобкой. Однако ради пользы дела чувств своих они не демонстрировали и общались друг с другом с ледяной вежливостью.

Андре уселся на диван так близко к Люси, что почувствовал ее запах – теплый, цитрусовый и волнующий.

– Лулу, не могу тебе врать. Камилла хочет, чтобы я снял несколько икон на юге Франции. Два-три дня, не больше. Улетаю завтра.

Люси задумчиво кивнула, прищурилась:

– Про деньги ничего не говорили?

– Я?! – Андре в ужасе замахал руками. – Никогда. Вы же мне не велите.

– Потому что ты не умеешь. – Она записала что-то в ежедневник, откинулась на спинку дивана и улыбнулась. – Хорошо. Думаю, самое время поднять тебе гонорары. Они платят тебе как штатному фотографу и используют почти в каждом номере.

– Зато не остается времени на глупости, – легкомысленно отмахнулся он.

– Что-то сомневаюсь.

Последовало короткое неловкое молчание. Люси собрала на затылке волосы, продемонстрировав четкий и изящный овал лица.

– Переговоры я беру на себя, – еще раз улыбнулась она. – Твое дело – съемки. А она тоже едет?

– Обед в «Золотой голубке», дорогуша, – ухмыльнулся Андре. – Один из ресторанов, заслуживших ее официальное одобрение.

– Интимная обстановка – только ты, Камилла и ее парикмахер. Как мило.

Ответить Андре помешал телефонный звонок. Люси сняла трубку, нахмурилась и, прикрыв микрофон рукой, прошептала:

– Это надолго. – Она послала ему воздушный поцелуй. – Счастливо съездить.