И только когда, мы выезжаем опять на Ново-Садовую и катим не на выезд из города, а в обратном направлении, я не выдерживаю и спрашиваю:

– А мы куда?

– Домой тебя отвезу, – бурчит Ящер. – К родителям зайду, я у них сегодня не был.

Я немного шокирована изменившимися планами и ничего не понимаю.

Как домой? Точно? Отработки сегодня не будет? Я ему все на полшестого перевела?

И мне бы стоит порадоваться, но внутри что-то неприятно скребет. Он же так меня хотел по дороге в ресторан, и между мной и Ольгой, хоть она и вся из себя холеная красавица, выбрал меня. Что не так?

Мне стыдно признаваться, но против секса с Гордеевым я ничего не имею. Мне понравилось. Только обстоятельства кошмарные. И мое положение. Я бы, конечно, хотела, чтобы все было по-другому. Но он скоро уедет, я заживу своей обычной праведной жизнью. Значит, не настолько я для него хороша, раз Гордеев с легкостью отказывается от запланированной ночи?

Настроение портится.

Умом ведь понимаю все. А поделать ничего не могу.

Надо брать себя в руки. Еще не хватает влюбиться в него. Это уже совсем ни в какие ворота не лезет. Стокгольмский синдром почти. Эти самые. Токсичные отношения с абьюзером. А он как раз и есть, тот самый арбузер. Властный пластилин.

Завожу себя я, стараясь задавить возмущенное самолюбие.

Но слишком мне понравилось быть в его глазах не Молью.

Это все от низкой самооценки решаю я, когда понимаю, что сама себя накрутила почти до слез. Из-за чего? Из-за того, что меня не трахнет лишний раз мало знакомый мужик, с которым я бы не согласилась спать при других обстоятельствах?

Мы возвращаемся в мой двор. Гордеев выходит из машины, чтобы открыть мне дверь и проводить до подъезда.

Внутренний голос ехидно шепчет, видишь, какой галантный. Побыстрее сплавить хочет.

Но у подъезда я не успеваю даже достать ключи, как Ящер разворачивает меня к себе и крепко целует. От неожиданности я роняю все на свете и вцепляюсь ему в обтянутые черной кожей плечи.

А очнувшись понимаю, что еще немного и мы бы занялись сексом прямо тут. Может, нас остановил бы только холод. Мы оба дышим тяжело, взгляды мутные, руки Гордеева уже расстегнули мне пальто, пробрались под него и тискают мою грудь. Сама я беззастенчиво льну к нему, обнимая Ящера за шею.

Мы смотрим друг на друга, и мне кажется, вот-вот случится рецедив.

– Что за херня. Как пацан. Иди домой, не хватало еще у подъезда отжиматься, – сипло рявкает Гордеев и, подобрав ключи и сумку, вручает их мне.

Я молча шмыгаю в подъезд. Бегом поднимаюсь на пролет вверх и замираю у окна, через которое видно, что Ящер, постояв минутку, засовывает руки в карманы и идет в соседний дом.

Что у него в голове?

Что это вообще было?

И тут я задаюсь вопросом, а если бы я воткнула в себя эту штуку, которую он мне дал? Я бы так и пошла с ней из ресторана домой?

17. Глава 17

Еще немного попялившись сквозь мутное, в грязных потёках подъездное окно вслед уходящему Гордееву, я возвращаюсь к себе домой.

На звон ключей в прихожую выглядывает мама.

Она выглядит заметно лучше. Я буквально ощущаю, что с её плеч свалилась гора, груз безысходности и неопределенности. А если она еще и выспится, у меня наконец перестанет болеть за неё душа. Я же слышу, как всё то время, что Лёшка в больнице, она всхлипывает по ночам в ванной.

– Мам, ты как? Тебе лучше?

– Что? А! Ты про простуду? Да я уже и забыла про неё, – отмахивается всё ещё немного бледная, но вполне ожившая мама.

Она больше не напоминает призрачную тень самой себя.

Ну вот, что я говорила, у неё открылось второе дыхание, появились силы.