Говорят, что дом, где висят портреты, не посещают ангелы. И я ничуть в этом не сомневалась. Какие ангелы вынесут место, в котором жил шайтан?

С портрета смотрел строгий седовласый мужчина с густыми черными усами. Карим Умаров-старший, убийца моих родителей.

Восемь лет назад он решил превратить наш Сулдаг в курорт. Выбившись в люди и заработав много денег на бюджетных подрядах, он и наш поселок задумал перекроить.

Наши маленькие домики, похожие на яичные скорлупки, господин Умаров собирался раздавить и удобрить ими землю — чтобы вырастить на ней безликие, уродливые, многоэтажные наросты, в которых поселится шумная, кричащая, пьяная толпа и проглотит поселок, как хтоническое чудовище.

Некоторые местечки в округе уже постигла такая участь — даже Урсдаг теперь не тот, что еще десять лет назад. Но до нашего маленького рая цепкие когти цивилизации еще не добрались. И сосновый лес, и горы, и бурлящая чистая река, змейкой сбегающая с гор прямо в прозрачное море, были такими же, как и сотни лет назад. По берегу вразвалку прохаживались гуси, над водой с криками кружили чайки, рыбаки с рассветом выходили на лодках в море и ловили рыбу, которую мы потом покупали и готовили в саду на углях.

Туристы не знали о существовании нашего поселка, и всех это вполне устраивало. Но только не Умарова-старшего. Несмотря на то, что его отец был родом из этих мест, да и сам он провел здесь немалую часть жизни, сохранение традиций и привычного уклада не слишком его волновали. Вместо того, чтобы сберечь дух поселка, он почему-то желал его уничтожить.

На месте нашего и трех соседних участков должны были построить гостиничный комплекс. С соседями удалось договориться, а мой отец наотрез отказался.

— Люди, как и растения, имеют корни, — заявил он Умарову-старшему. — Без корней род зачахнет. Здесь жили мои предки, будут жить и потомки — я с места не сдвинусь. И никакими деньгами это не решить.

Правда, мужчин, кроме отца, в нашей семье не было, но родители были еще молоды, поэтому отец не терял надежду и давал отпор как Умарову, так и его прихлебателям, подосланным к нам в дом, чтобы "уладить вопрос по-хорошему".

Не знаю, что за золотые горы Умаров наобещал соседям, но они стали смотреть на отца косо и уговаривали оформить продажу. Говорили, что тогда мы, девочки, сможем учиться даже в столице. Последний довод был ударом по больному месту, ведь папа и правда всегда хотел дать нам хорошее образование.

— Аллах-Аллах, не вводите меня в грех! — от этих разговоров лицо отца становилось пунцовым. Он начинал ругаться, а после читал истигфар*.

Однажды Умаров-старший пришел к нам домой. Не вызвал папу к себе, как обычно, а явился собственной персоной. Они пошли в сад и вскоре оттуда донеслись обрывки разговора на повышенных тонах. Я пыталась подслушать, но мама заперла нас с Самирой в комнате с окнами на улицу.

На следующий день господин Умаров пришел снова. Точнее, приехал на своей серебристой машине. Родители в спешке куда-то засобирались. Поцеловав нас, мама дала нам задание приготовить к их возвращению обед, а папа потрепал по голове. Это был последний раз, когда я видела их живыми, но в тот момент даже не догадывалась о том, что нас ждет.

Проводив родителей, я стала готовить шурпу. Она получились безумно вкусной, и я представляла, как будет гордиться мной мама. Потом мы с Самирой играли в саду — щекотали друг друга, падали в пахучую траву и смеялись, а после — ели сочный арбуз, и по нашим щекам и подбородку стекал липкий ароматный нектар. У меня до сих пор сердце сжимается от мысли, что это было как раз в то самое время, когда машина Умарова, не вписавшись на скорости в крутой поворот, упала с обрыва.