– Как ты поздно, Хью! – раздраженным, но заботливым голосом сказала женщина, лежавшая в постели. Ее муж чистил зубы и ответил не сразу.

– Зря ты не спишь, – наконец отозвался он. – Я разговаривал с Торнбери.

– Ты же знаешь, я не могу заснуть, когда жду тебя.

На это он ничего не ответил, а лишь сказал:

– Что ж, выключаем свет, – за чем последовала тишина.

В коридоре послышался тихий, но пронзительный электрический звонок. Престарелая миссис Пейли проснулась голодной, но у нее не было очков, поэтому она вызвала свою горничную, чтобы та нашла ей коробку с печеньем. Горничная пришла, сонно-почтительная даже в такой час, хотя и закутанная в макинтош; коридор погрузился в тишину. Внизу было пусто и темно, зато этажом выше, в том номере, где над головой мисс Аллан так громко стукнули об пол ботинки, горел свет. Здесь обитал человек, который за несколько часов до того, скрываясь за шторой, состоял, казалось, из одних только ног. Сейчас он сидел глубоко в кресле и при свечах читал третий том книги Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». При этом он то и дело машинально стряхивал пепел с сигареты и переворачивал страницу, а тем временем целое шествие блистательных фраз проходило через его высокий лоб и парадным порядком маршировало по его мозгу. Судя по всему, этот процесс мог продолжаться еще час или больше, пока весь полк не сменил бы дислокацию, но вдруг открылась дверь и в номер вошел босой молодой человек, явно склонный к полноте.

– Хёрст, я забыл сказать, что…

– Две минуты, – сказал Хёрст, поднимая палец.

Он благополучно перенес в себя последние слова абзаца.

– Что ты забыл сказать? – спросил он.

– По-твоему, ты уделяешь достаточное место для чувств? – спросил мистер Хьюит. Он опять забыл, что хотел сказать.

Пристально посмотрев на безупречного Гиббона, мистер Хёрст улыбнулся вопросу своего друга. Он отложил книгу и стал рассуждать.

– Я считаю, что ты человек исключительно беспорядочного ума. Чувства? А чему еще мы уделяем место? Любовь мы ставим выше всего, а остальное – где-то под ней. – Левой рукой он указал на вершину пирамиды, а правой – на ее основание. – Но ты ведь встал с постели не для того, чтобы сказать мне это? – добавил он со строгим видом.

– Я встал с постели, – рассеянно сказал Хьюит, – чтобы просто поговорить, наверное.

– Я пока разденусь, – сказал Хёрст. Оставшись в одной сорочке, склоненный над тазом, мистер Хёрст поражал уже не величием своего интеллекта, а жалким видом молодого, но безобразного тела: он был сутул и настолько тощ, что кости его шеи и плеч были разделены темными желобками.

– Женщины вызывают у меня интерес, – сказал Хьюит, который сидел на кровати, положив подбородок на согнутые колени и не обращая внимания на раздевание мистера Хёрста.

– Они же так глупы, – отозвался Хёрст. – Ты сидишь на моей пижаме.

– Неужели правда глупы? – спросил Хьюит.

– Думаю, на этот счет не может быть двух мнений, – сказал Хёрст, резво перебегая через комнату. – Если, конечно, ты не влюблен – в эту толстуху Уоррингтон?

– Не в одну толстуху, а во всех толстух, – вздохнул Хьюит.

– Те, что я видел сегодня, не толстые, – сказал Хёрст, взявшийся стричь ногти на ногах, несмотря на присутствие Хьюита.

– Опиши их, – попросил Хьюит.

– Ты же знаешь, что я не умею описывать! – сказал Хёрст. – По-моему, женщины как женщины. Они все одинаковы.

– Нет, вот здесь мы с тобой не сходимся, – заметил Хьюит. – Я вижу различия повсюду. Нет двух человек, хоть в чем-нибудь одинаковых. Взять нас с тобой, к примеру.