Взяли. Понесли по узким проходам между могилами. Гроб качало. Бабы выли. Громче всех выла Галка. А Лида, стоя у гроба перед могилой, шептала своё:
– Мальчик мой. Мой хороший мальчик… Зо-ло-той мо-о-о-й…
А тогда сидели у Лидки в подсобке. Зашли знакомые ребята. Из «торчков». Стали выпивать. Вспоминали детство. Ванька не пил – завтра на права сдаёт. И тут подвыпившие дружки решили подшутить над ними. А знаешь ли, Ваня, кто твою Лидку из нас не любил? Отгадаешь – ставим пузырь! Ваня не стал отгадывать. Знал, что все…
– А ты что думал, ты у ней первый, что ли? – гнобила братва.
Ванька дёрнулся. Стал руками размахивать. Его схватили сзади за руки. Заткнули рот Лидке, чтоб не орала. А когда он правой ногой засадил в глаз Бурому – тот тихо, как Толян Гоше, сунул ему под сердце воровскую финку. Разбежались. Лидка пыталась помочь ему. Усадила на диван. Сердце ещё билось.
– Всё… Лида… Я умер…
И чего полез к этому Бурому? Знал ведь, что тот лихой. Заступился за неё…
Как-то так получается, что мрут у нас в посёлке люди часто. Самое популярное место нынче – кладбище. Ваньку вон зарезали. Бабка через неделю от второго инсульта померла. Дед запил и через месяц спиртом палёным отравился. Лидка на рынке в подсобке зимой во сне сгорела, а может, с Бурым не поладила. Кто знает…
Только Галке всё нипочем. Она теперь законная наследница. И квартира у неё есть, и дача. Водит новых знакомых. Скоро будет дачу продавать. Говорят, подмосковные земли нынче в цене. А то, что бывшие совхозные поля бурьяном зарастают, это ж ничего! Если землю пахать некому – отдайте банкирам-процентщикам. Они её быстро и очень выгодно продадут. Не задумываясь. Чай, не родина…
Кузнечик закончил рассказ, когда я уже дремал у затухающего костра. Он закурил очередную сигарету и пошёл собираться. Светало. Над озером расстилался нежными волнами-облачками утренний туман.
Ворочаясь с боку на бок на непривычно жёсткой для моего рыхлого тела земле, я думал об услышанном и понимал, что далёк от всего этого. От проблем этих несчастных людей. От их безысходности и грязи. Просто люблю всё записывать. Может, пригодится кому. Рыбалка, кстати, удалась. Мы ели приготовленную Кузнечиком уху. Он что-то был хмур и неразговорчив. Тогда я достал литровочку. И Кузнечик повеселел. Рассказывать, правда, после выпитого у него уже не было сил. Да и меня сморил крепкий сытый сон.
Я – дауншифтер
Этой историей решил поделиться в Интернете. Сообщением на своей страничке в «Фейсбуке». Таких историй сейчас сплошь и рядом. Но наболело. Поделился перед тем, как попал в места отдалённые, чуждые предметам и объектам этого сообщения, тихие и патриархальные, с трудностями бытия, со скромностью и нищетой русских людей, эти места населяющих, с крепостью духа их, сносящих лишения и предательства нынешнего времени.
Попросту оказался я в итоге в деревне N-ского района Алтайского края. Живу в старенькой избе. С электричеством. В ней – переложенная умелыми руками соседа печка. И не один живу. С жёнушкой.
А написал вот что:
«В общем, люди, раньше жил я в городе Москве. Родом оттуда. Жили с батей. Мать у меня рано померла. Батя на АЗЛК работал. Сварщиком. Делали «Москвичи». Жили мы с ним в двухкомнатной благоустроенной квартире. С горячей водой из-под крана и ванной.
Ездил батя на собственном старом «Москвиче» на работу. Я в школе, а потом в техникуме учился на механика. Был там в почёте. На доске висел как отличник. Лучшие учащиеся. И я тут – Иван Терехов.
Потом пошёл в армию. Пока служил, батин завод накрылся. И стал батя бомбить потихоньку на своей машине. Брал от борта. Деньжат мне присылал.