Примечание автора: «Тянка» – от японского слова «тян», обозначающего уменьшительно-ласкательное обращение к кому-то милому, к ребёнку, к девушке, произносимое после имени. Например «Мизуки-тян».

Если говорить о применении не в японском языке, а в сленге, то это слово обозначает красивую девушку. Уртяна такая насмешливая интерпретация его имени выводит из себя, и он всячески пытается доказать свою мужественность и крутость.

Уртян зарычал, рванулся было, но так и не смог заставить тело сдвинуться с места.

– Не смей! Не смей меня так называть! – взвыл он.

– Не вопи, а то сейчас и звук тебе отключу! – пригрозил Крамеш.

Таня после пережитого ужаса ощущала себя не очень-то целой, словно половина сознания вылетела из головы и кружилась где-то поблизости, не давая ясно и быстро мыслить.

Она то и дело поднимала взгляд на лицо Уртяна, почему-то пытаясь сообразить, как он выглядит в истинном своём обличии и похож ли на Тявина?

– Крамеш, я сейчас как-то медленно соображаю, ты не мог бы мне объяснить?

– У этого типа была бабка-кицунэ. Не знаю уж, что заставило его деда выбрать себе такую жену… – начал Крамеш.

– Не смей оскорблять моих родных! – заорал Уртян и быстро замолчал, потому что Крамеш резко поднялся и шагнул к нему.

– Ты… прридурркa кусок! Ты жутко напугал человека, которррый для меня дорроже всех моих рродичей вместе взятых! Ты прредставляешь, что тебе за это будет?

Уртян ничего не знал про отношения Крамеша с его семьёй, зато знал, как вороны чтят родовые связи, так что рот у него закрылся сам собой.

– Вот и молчи, рррадуйся солнцу и лесу… пока можешь! – Крамеш поднял голову, посмотрел в небо, а потом с видом крайней брезгливости отступил от застывшего лиса и снова вернулся к Татьяне, опустившись перед ней на корточки.

– Корроче, видимо, от этой бабки он и унаследовал рредкий дарр наведения иллюзий. Судя по всему, это дарр недавно прроснулся, и этот прредпрриимчивый лис, узнав, что ты дала его ррродичу ценное пожелание, захотел и себе такое же!

– Да, захотел! А что, это преступление, что ли? Неуязвимость… это же мечта! Почему только Тявину? Мне такое тоже нужно! – опять заговорил Уртян.

– Заткнись, Тяночка! – издевательски пропел Крамеш, вызвав ещё один взрыв возмущения. – Пррямо прриятно! – насмешливо заметил ворон.

Таня подобрала под себя ноги и попыталась встать, но выяснилось, что получается как-то не очень – сильно заболела лодыжка.

– Наверное, я так ушиблась, когда споткнулась, – сообразила она.

– Тань, не спеши, посиди пока. Мы же никуда не опаздываем! – Крамеш непринуждённо уселся рядом, насмешливо рассматривая «памятник нерукотворный», который всё пытался сдвинуться с места.

Уртян мог пошевелить плечами, шеей и головой, но всё, что было ниже плеч, по ощущениям казалось закованным в какой-то панцирь.

– Отпусти меня! – очередной раз дёрнулся он, вызвав хриплый смех Крамеша.

– Смешной лисик! Значит, ты обманул меня, свернув в прросеку и скррывшись с моих глаз, остановил автомобиль, вышел из машины, набросил на себя иллюзию, показался мне Таней, я как дуррак полетел за ней, а потом ты велел мне отверрнуться и заррослями сбежал к тачке. А когда я поспешил за тобой, разумеется, уже в людском виде, чтобы не запутаться в ветках, ты изобрразил из меня для Тани медведя.

Татьяна невольно обхватила плечи руками.

А Крамеш, покосившись на неё, продолжил:

– Конечно, она испугалась, начала потихоньку отступать, а я-то понять не мог, что такое, почему она так на меня смотррит! Как тут сходу сообрразить, что на мне иллюзия набррошена?