Боже мой. У меня сейчас сердце растает. Я не заслуживаю такого парня.

Марна сияет от счастья. На ее лице целая гамма всех мыслимых эмоций. Ее сын не только победил смертельно опасную болезнь и выздоровел; он сделал ее бабушкой.

– Какое чудесное имя! – восклицает Марна. – Я думала, первых внуков мне подарят Эйдан и Мишель, однако жизнь полна сюрпризов.

Эндрю улавливает в словах матери скрытые интонации, недоступные мне.

– Как у них дела? – спрашивает он, отхлебывая чай.

– Строят семейную жизнь. Не помню пары, у кого бы все было гладко, без трудностей и борьбы. А они уже давно вместе.

– Сколько лет? – спрашиваю я.

– Они поженились пять лет назад, – отвечает Марна. – А вместе живут, кажется, лет девять. – Она кивает, довольная состоянием своей памяти.

– Наверное, это все из-за Эйдана, – замечает Эндрю. – На месте женщины я бы за такого не вышел, – со смехом добавляет он.

– Пожалуй, это было бы странно, – говорю я, состроив ему рожу.

– Мишель не сможет организовать этот праздник, – продолжает Марна. – В декабре у нее несколько конференций, которые никак нельзя пропустить. И потом, невозможно согласовать время проведения праздника с ее графиком. Особенно теперь, когда она так далеко отсюда. Надеюсь, она компенсирует это подарками. – Марна снова улыбается мне.

Я тоже улыбаюсь, но мои мысли опять разбредаются, и мне ничего не сделать с ними. Сейчас меня занимают недавние слова Марны. Получается, все знакомые ей семейные пары непременно проходили через трудности и «борьбу сторон». Мои притихшие волнения оживают.

– Кэмрин, если не ошибаюсь, твой день рождения – восьмого декабря? – спрашивает Марна.

Мне надо включиться. Это занимает несколько секунд.

– А-а, да. Великая дата. Двадцать один год.

– В таком случае нужно подумать и о праздновании твоего дня рождения.

– Зачем? Не надо ничего устраивать.

Она отмахивается от моей просьбы, как от детской глупости. Эндрю не вмешивается, а просто сидит и улыбается как идиот.

Я сдаюсь. Марну не переспоришь.

Через час мы уезжаем домой. Уже стемнело. Я ужасно устала: от магазинов и от клиники. Радостные волнения тоже утомляют.

Лили. До сих пор не верю, что я стану матерью. Улыбаясь, я вхожу в гостиную. Моя сумка летит на кофейный столик, а сама я плюхаюсь на диван и сбрасываю туфли. Через пару минут Эндрю садится рядом и понимающе смотрит на меня. Я любуюсь его лицом.

Я бы еще смогла одурачить Марну, но нечего и пытаться одурачить Эндрю.

Притягиваю Кэмрин к себе и сажаю на колени. Мы сидим вместе; я обнимаю ее, упираясь подбородком в затылок. Ее что-то тревожит. Я это чувствую, но не решаюсь спросить о причинах.

– В чем дело? – наконец спрашиваю я.

Кэмрин поворачивает голову, смотрит мне в глаза.

Ее собственные полны тревоги.

– Я просто боюсь.

– Чего?

Она медлит с ответом. Ее взгляд блуждает по гостиной, потом упирается в пол.

– Всего.

– Кэмрин, ты можешь рассказать мне все. – Разворачиваю ее лицом к себе. – И ты знаешь об этом.

Ее синие глаза наполняются слезами, но Кэмрин не дает им пролиться.

– Я… Знаешь, я не хочу, чтобы у нас с тобой… чтобы мы дошли до того, до чего доходят большинство пар.

Теперь я понимаю, чего она боится. Снова разворачиваю Кэмрин так, чтобы она сидела лицом ко мне.

– Посмотри на меня, – прошу я, беря ее за руки. – Наша жизнь не будет похожа на жизнь большинства людей. Хочешь знать, откуда мне это известно?

Кэмрин не отвечает, но мне и не нужно слышать ответ. Ей хочется, чтобы я продолжал. Слезинка все же скатывается на щеку. Я тут же ловлю ее большим пальцем и стираю со щеки.