Он берет ее за коленки и, гладя по ногам, подбирается к юбке, она прижимает юбку руками.

Таня. Джонни, знаешь, мне надо выйти! Подожди минутку! Ну мне надо выйти в тамбур! Ну кое-что поправить!

Евгений. Потом, Танья… Потом… Подожди, Танья…

В борьбе, вперемежку со страстными ласками, она одерживает победу.

(Тяжело дыша.) В соседнем вагоне, около бара. (Показывает рукой направление.)

Таня. Что?

Евгений. То, что ты хочешь, Танья.

Таня. Да ты что? У них в электричках и туалеты есть? Ну дают! Сенькью, май лаф! (Выбегает, вильнув задом.)

Он вытирает пот со лба, завинчивает пробку на бутылке виски, сует ее в сумку, затем укладывает в свою сумку ее сумочку, смотрится в зеркало, поправляет волосы, берет свою сумку и ее чемодан и быстро выходит. В купе пусто, только слышен стук колес да объявления сладкоголосых голландок на частых станциях. Дверь открывается. Она заглядывает и тут же исчезает. Затем еще раз. Через некоторое время заходит и удивленно смотрит по сторонам.

Таня. Вроде это купе. (Берет в руки газету, которую он оставил, и, наконец сообразив, роняет газету.) Мамочка! Что же делать-то? (Плачет, кричит.) Стоп-кран! Надо стоп-кран сорвать! Как по-английски «вор»? В полицию! У них полиция! Должны переводчика дать! Обязаны! (Распахнув дверь.) Хелп ми! Хелп ми! (Постояв минуту без всякого ответа, садится и ревет.) Остановка была! Ночь! Хрена они его найдут! Все! Хана! Пропала! Говорила же мать: кто здесь дура, тот и там дура! Господи! Что делать-то? Сто тысяч заняла на валюту, да на билеты, да на шмотки, да на подарки! В жизни, в жизни не выплачу! Мать больная! Девке за музыкальную учительницу платить! Все! Хана!

Она ложится на сиденье вниз лицом и лежит так без движения несколько минут. Потом встает, долго смотрится в зеркало, заплетает волосы в косу, смотрится, расплетает, чуть размазывает косметику на щеках. Остается довольна своим видом. Снимает кожаный ремень, пробует его на прочность, долго смотрится в зеркало. Потом смотрит в окошко. Морщась, допивает виски. Сбрасывает туфли и начинает прилаживать ремень к верхней багажной полке. Завязав и приладив ремень, она садится, закуривает, смотрит в окошко.

Таня(жалобно напевает).

Вытирает слезы, сморкается в воздушную занавеску на окне, гасит сигарету, снова смотрится в зеркало, снова поправляет косметику, как будто это важно, встает, примеривается к петле, смотрится в зеркало. Дверь открывается, входит он с чемоданом и сумкой. Садится. Длинная пауза.

(Хрипло.) Где моя сумочка?

Он расстегивает свою сумку, достает из нее маленькую сумочку, кидает на сиденье.

Таня(в ярости). Ты куда с моими вещами ходил? Гнида американская?! Ты с ними в соседний вагон писать ходил? Да? (Хватает газету и начинает что есть сил колотить его по лицу.) Падаль! Падаль вонючая! Профессор он! У вас в Америке все профессора по чемоданам?!

Евгений(закрывается от нее руками, потом толкает ее так, что она отлетает на соседнюю полку). Дура, я такой же американец, как и ты.

Она просто окаменевает. Пауза.

Евгений. Что зенки-то вытаращила? Ах, как мы обмануты в наших чистых помыслах! Мы тут из себя за сто долларов целку корчили, а у нас чуть чемоданчик не увели! Ай-яй-яй! Мы при виде американских штанов сразу ноги раздвигаем, а они, бяки, на нас после этого не женятся!

Таня(тихо). Я тебя в полицию сдам!

Евгений. Дура, куда ты меня сдашь? Твоего английского не хватит на то, чтоб спросить «Где здесь туалет?» Тебе бы в ножки мне упасть, что я твое барахло обратно принес, а ты тут козью морду строишь!