На восьмой этаж пришлось подниматься в несколько приемов: в один лифт все депутаты уместиться не смогли. Рыжеволосая секретарша Мария немного испугалась, когда в приемную один за другим стали входить мужчины в костюмах. Их было так много, что в комнате поместились не все. Последние остались в коридоре. В приемной быстро стало шумно и душно. Удивленным взглядом Мария молча проводила перевозбужденную, галдящую делегацию в кабинет руководителя. Чай решила не предлагать.

Руководитель российской конторы Госбанка СССР Олег Тарасов как будто их ждал. Он вежливо уступил свой кабинет. Вышел навстречу и, не дожидаясь требований освободить место, сказал: «Пожалуйста, проходите».

Тарасов прекрасно знал, что происходит. Ведь он сам участвовал в подготовке постановления Верховного Совета РСФСР «О Государственном банке РСФСР и банках на территории республики», которое приняли в июле. И ему, как и некоторым его коллегам из Госбанка СССР, предлагали возглавить самостоятельный Государственный банк РСФСР. Но Тарасов, сделавший карьеру в системе СССР, был членом команды могущественного и уважаемого главы Госбанка Виктора Геращенко. Он понимал, что противостояние с руководителем будет означать борьбу с президентом СССР Михаилом Горбачевым. Возглавить Госбанк России – дело не столько финансовое, сколько политическое. И конечно, как и остальные работники Госбанка, он отказался.

Госбанкиры в СССР – стране, где отсутствовали рыночные отношения, а производство зависело от плана, утвержденного властями, – были не банкирами, а работниками, обеспечивающими кассовое исполнение бюджета и контроль оборота наличных. Им и в голову не приходило, что нужно создать новый механизм для функционирования части государства на новых, никому не понятных принципах. И уж кто-кто, а Тарасов лучше других знал, что самостоятельно российская контора нормально функционировать не сможет. Просто потому, что она пустая. Никаких денежных резервов или золотых запасов, даже отдельного корреспондентского счета в зарубежном банке. Не надо учить основы экономики ни в Гарварде, ни в Московской финансовой академии, чтобы понимать, что с нулем в кармане тебе грош цена. Московская контора – лишь малая часть большой структуры. Сама по себе, отдельно она ничего не значила.

Когда глава Верховного Совета Руслан Хасбулатов после отказов нескольких человек от поста главы российского госбанка спросил: «А может быть, доктора Матюхина?» – все депутаты его поддержали. Им требовалось быстро назначить своего рулевого у финансов, поскольку это немаловажная часть политической борьбы за самостоятельность в громадном государстве. Все уже чувствовали, что начинается новая жизнь, но не понимали отчетливо, какая именно. Советский Союз медленно исчезал, но что именно возникнет на его месте – никто не понимал. Все так быстро менялось, у новоиспеченной российской власти не сформировалось кланов, за пост главного финансиста не было никакой борьбы. Взяли того, кто, казалось, подходит по личным качествам, кого знали лично и кто согласился. В этой финансовой рулетке банк взял профессор Матюхин. Кем он только ни побывал: и геологом, и агентом КГБ под прикрытием, и экономистом. Ему не страшно было возглавить самостоятельный банк, а даже интересно. Авантюрист по натуре, Матюхин готов был начать новое дело. Ему казалось, что он даже понимает, как и что делать.

Председатель Верховного Совета Борис Ельцин о Георгии Матюхине ничего не слышал, но утвердил его сразу. Как и другие советские руководители в те времена, он считал эту должность технической. Представление «сначала политика, а деньги потом» в эпоху трансформации огромного государства доминировало. Ключевой роли Центрального банка в системе государства не понимал ни президент страны Михаил Горбачев, ни его оппонент Борис Ельцин. Когда Ленин совершал революцию в Российской империи, он говорил, что нужно взять телефон, телеграф и железнодорожные станции