Вообще думают, что Сибирь является татарским названием местности и означает не что иное, как главный город – крепость Сибир (Искер). Если же спросить об этом тобольских татар, то такое значение является для них совершенно неизвестным. Они называют это место Искером, который тоже, кажется, не является собственным именем, потому что Шарден под этим самым названием упоминает один город в Грузии. Название Сибирь, кажется, возникло в России и происходит, по всей вероятности, из языка того народа, который дал первые сведения об этой стране; я имею в виду пермяков или зырян, и от них оно перешло к русским. В последующем изложении мы увидим, что земли по Иртышу, Тоболу и Туре задолго до русского завоевания были известны под названием Сибирь, которое затем и было присвоено в особенности названному татарскому городу».
Первое приблизительное изображение Байкала в Чертеже земли Иркутского города тобольского воеводы П. Годунова, 1667 г.
В 1552 г. русские переписывают земли татарского князя Едигея. В «Истории Сибири» Г. Миллера приводятся статистические данные о численности населения в Сибири: «К приходу русских в XVII в. численность населения Сибири составляла 217 тыс. человек. В их числе 36 тыс. тунгусов (эвенков), 28,5 тыс. якутов, 27 тыс. бурят, 16 тыс. угров, 15 тыс. самоедов, около 26 тыс. северо-восточных палеазитов и других этнографических группировок, енисейские кыргызы и белые калмыки по 5 тыс. человек, татары, ушедшие с Кучумом, около 1 тыс. человек».[8]
Из книги В. Распутина «Сибирь, Сибирь…»
«Слово «Сибирь» – и не только слово, сколько само понятие, давно уже звучит вроде набатного колокола, возвещая что-то неопределенно могучее и предстоящее. Прежде эти удары то приглушались, когда интерес к Сибири вдруг понижался, то снова усиливались, когда он поднимался. Теперь они постоянно бьют со все нарастающей силой. Сибирь! Сибирь!.. Одни слышат в этом глухом звучании уверенность и надежду, другие – тревожную поступь человека на дальней земле, третьи ничего определенного не слышат, но прислушиваются со смутным ощущением перемен, идущих из этого края, которые могли бы принести облегчение. Сибирь неминуемо чувствуют в себе даже те, кто никогда в ней не бывал и находится вдали от ее жизни и интересов. Она сама вошла в жизнь и интересы многих и многих – если не как физическое, материальное понятие, то как понятие нравственное, сулящее какое-то неясное, но желанное обновление».
«Нет ничего в мире, что можно было бы поставить в один ряд с Сибирью. Кажется, она могла существовать как самостоятельная планета, в ней есть все, что должно быть на такой планете во всех трех царствах природы – на земле, под землей и в небе. Ее собственно жизнь, столь разновидную и разнохарактерную, невозможно обозначить известными понятиями. Со всем тем, что существует в ней плохого и хорошего, открытого и неоткрытого, свершившегося и несвершенного, обнадеживающего и недоступного, Сибирь – это Сибирь, которая имеет свое имя, лежит на своем месте и выработала свой, ни на что другое не похожий характер. Из конца в конец и из края в край над нею витает свой дух, словно бы до сих пор не решивший, быть ему добрым или злым – в зависимости от того, как поведет себя здесь человек. За четыреста лет, прошедших после покорения Сибири русскими, она, похоже, так и осталась великаном, которого приручили и привели местами в божеский вид, но так и не разбудили окончательно. И это пробуждение, это духовное осознание ее самой себя, хочется надеяться, еще впереди».