– Ой, зачем вы меня так пугаете?! – пролепетала я, прячась от серьезного разговора за образом хрупкой глупенькой блондинки. – Вы думаете, он захочет мне отомстить и придет сюда?! Какой ужас…

– Что вы, Елена Викторовна, не пугаю – предупреждаю! Как говорится: кто предупрежден, тот… – Наумов зачем-то закрыл блокнот, медленно-медленно, чтобы не шуршать, переложил его на диван и потянулся к кобуре. – А сочувствовать таким Топляковым не стоит. Война далеко не всех ломает, она как рентгеновский аппарат: червоточины в людях выявляет. Может, он туда и пошел, чтобы в живых человечков из автомата пострелять…

Мама родная! Оперативник, конечно же, заметил, как я нервничаю и кошусь на шкаф. Наумов уверен, что Саня где-то в квартире, и нарочно его провоцирует! Надеется, что тот сорвется и…

В шкафу чихнули.

Я так остолбенела от ужаса, что даже зажмуриться не смогла.

– А ну, выходи, сволочь! – Наумов сделал на зеркало охотничью стойку с пистолетом. – Руки вверх, и чтобы я их видел!

Створка медленно, с дребезжанием отъехала в сторону. Прямо за ней, по-турецки скрестив ноги, сидел голый бритоголовый «браток», в синеву расписанный татуировками вроде «не забуду мать родную», грудастой тетки (видимо, той самой матери), пауков, волков и прочего животного мира. Выглядели они так, словно не шибко умелый, но старательный художник намалевал их шариковой ручкой, а потом поплевал и растер.

– Слышь, начальник, – забормотал мужик, послушно поднимая руки, – ты, того, не надо! Давай по-хорошему договоримся – я ж так, чисто в гости! И вообще, она сама предложила…

Наумов выругался и опустил пистолет.

– Ты кто такой?

– Ну… эта… типа сосед… за сахаром зашел.

– Скажи еще, за нафталином! – Оперативник матюгнулся.

Я сидела ни жива, ни мертва. Федька, конечно, изумительно скопировал жильца из квартиры напротив, но вдруг Наумову придет в голову попросить у него документы?! Конечно, «идущий на дело» любовник вряд ли станет брать их с собой, однако милиционер может предложить ему пройти в «свою» квартиру. Настоящий Ванек (Иван Сергеевич, бизнес-рэкетир, две судимости) в это время обычно прогуливал пса-боксера – задиристого, дурного, как пробка, и даже внешне чем-то смахивающего на хозяина. Если они столкнутся в коридоре…

– Вали отсюда. – Оперативник указующе ткнул пистолетом и спрятал его в кобуру. – У нас с гражданкой Коробковой серьезный разговор.

– Понял! – Просиявший браток схватил первое, что под руку попалось – мой злосчастный пеньюар, – под его прикрытием выкарабкался из шкафа, старательно задвинул за собой створку, улепетнул в прихожую и громко хлопнул входной дверью. К счастью, раздосадованный опер больше на него не смотрел – Федька, по обычаю домовых, не мог переступить порога квартиры.

– Так у нас все-таки разговор – или мне тоже вещи на выход собирать? – «Крушение личной жизни» придало мне смелости.

– Разговор, – нехотя признал Наумов, возвращаясь к блокноту и ручке. – Но знайте, Елена Викторовна: если бы не показания вашего начальника – к которым, впрочем, у меня нет особого доверия, – то не я бы к вам, а вы к нам приехали! Ваше учреждение уже давно вызывает у нас подозрения!

– Это какие? – Об истинных функциях Госнежконтроля знал весьма ограниченный круг лиц, для остальных он расшифровывался как Государственный контроль за недвижимостью и жильем, подведомственная Минстройархитектуры контора. Собственно наш отдел якобы занимался охраной памятников старины.

– Да вот такие! – загадочно припугнул оперативник. – Вы там давно работаете?

– Четыре года.