Елизар штамповал свои шедевры десятками, сотнями, называл себя «маринистом», носил яркие шейные платки, льняные костюмы, седую кудрявую шевелюру – слыл, одним словом, творческой личностью и, несмотря на занятость в Сазоновом бизнесе, всегда находил время постоять с мольбертом у моря с задумчивым прищуром и с занесенной для очередного мазка кистью. Елизар умудрялся «выставляться» со своими «синими квадратами» в местных Домах культуры, а однажды Сазон даже откупил ему на неделю зал в городской картинной галерее. Выставка называлась «Мат Айвазовскому» и, как ни странно, собрала кое-какие сборы.

– Элка, будешь лопать воробьиные яйца, так и останешься стиральной доской! – закричал дед. – Эй, Кармен, доставай из сумки жратву!

Девушка подскочила, открыла баул и стала метать на стол какие-то объемные свертки.

– Кстати, дамочки и господа, разрешите представить вам Кармен! – провозгласил Сазон. – Это типа моя невеста. Вполне возможно, что я женюсь на ней. Она испанка и ни бум-бум по-русски!

– Ни бум-бум! – подтвердила Кармен, сверкнув исподлобья черными очами.

– Вообще-то, ее зовут Долорес, – вмешался Мальцев, – но Сазон всех испанок зовет Кармен. Долорес знает только одну русскую фразу: «Хорошо, господин».

– Хорошо, господин, – повторила Кармен и широко улыбнулась.

– Ну и дела, – развел я руками.

Утро еще только набирало силу.

– Деточка, бросьте вы эти чертовы яйца. Лучше достаньте во-он с той полочки кофейные чашки.

– Кофеин, Генриетта Владимировна, гораздо пагубнее влияет на организм, чем холестерин. Особенно если в нем вдруг заведутся раковые клетки.

– А что, в вашем организме завелись эти клетки?

– Ни бум-бум! – широко улыбалась Кармен, разворачивая свертки и извлекая из них пластиковые упаковки с салатами, нормальные яйца и даже огромную копченую курицу.

– Господи, в Испании такое неземное Средиземное море, – мечтательно простонал Мальцев с дивана.

– Что?! Говорите громче! У вас, что батарейки сели?!! – орал дед.

– Хорошо, господин! – начала раскланиваться Кармен.

– А почему вам не дает покоя мой прекрасный организм, Генриетта Владимировна? Потому что он молод, красив и неглуп?

– Вовсе нет, деточка. Просто у вас явный дефицит веса. Это нехорошо.

– Для кого нехорошо, Генриетта Владимировна?

– Для вашей красоты и ума, деточка!

– Генка, ты никак третируешь Элку?! – дошло наконец до Сазона. – Отставить!!!

– Не смей называть меня Генкой!

– Ни бум-бум! – Кармен жестом пригласила всех нас к столу.

– Рота, всем жрать! – приказал дед, усаживаясь на стул.

– Не садитесь на угол, деточка, а то семейная жизнь не заладится!

– Где у круглого стола вы видите угол, Генриетта Владимировна?

– В подарок на свадьбу я привез вам из Испании свою лучшую картину. Она называется... – Мальцев пересел поближе к столу.

– Ни бум-бум!

– ... она называется «Охеренное море».

Это море меня добило. Я вдруг отчетливо понял, что завтракать в такой обстановке я не смогу. А также я не смогу в ней обедать, ужинать, спать, и просто дышать. Я схватил со стола батон и улизнул в свою комнату. Там, схватив телефон, я набрал номер своего старинного друга детства.

– Колян, – откусив пол батона, сказал я, – помнишь, ты говорил мне, что хочешь поехать во Владик к отцу, но не можешь найти себе на работе замену? Так вот, я согласен тебя подменить на пляже, при условии, что мне можно будет жить, или хотя бы время от времени ночевать на спасательной станции. Я готов приехать прямо сейчас!

– Ты же вроде женился? – осторожно поинтересовался Колян.

– Женился, – вздохнул я и опять откусил батон. – Но еще как-то не очень привык. Пойми меня как спасатель спасателя – мне просто необходимо холостяцкое логово и хоть какая-нибудь работа. Иначе я просто не выживу. Выручай!