– Граждане! – сказала мадам Лаваль. – Я уплачу десять тысяч рублей тому, кто вернет мне тело моего мужа.

– Десять тысяч рублей! – послышался недоверчивый шепот. – Целых десять тысяч рублей.

– Быстренько решайте, – проговорил чекист. – Француженка сдержит свое обещание, я ручаюсь.

Кочегар, решившийся на погружение, спокойно наблюдал за тем, как с мертвеца стаскивали водолазный костюм. Потом, не произнеся ни слова, натянул его на себя и исчез под водой.

Кольцо за кольцом равномерно разматывался трос, а пунктир поднимавшихся из глубин воздушных пузырей указывал на то, что новый водолаз уверенно продвигается к тому самому месту, где, предположительно, находятся утопленники. И вновь несчастная французская женщина не сводила глаз с поверхности моря, и опять присутствовавший при этом чекист отсчитывал роковые минуты.

Внезапно последовал отчаянный рывок за сигнальную веревку. Матросы дружно ухватились за трос, и скоро кочегар снова оказался на борту. Когда же сняли с него шлем, то увидели кровь и пену, идущие у него из носа и рта. Он дико поводил глазами.

– В чем дело? – рассердился чекист. – Ты что, спятил?

– Десять тысяч рублей! – пронзительно завопил кочегар. – Там десять тысяч мертвецов, идущих по дну моря! Священники, буржуи, генералы и солдаты.

Он с криком начал кататься по палубе и неистово размахивать руками. (Подобные массовые утопления особенно практиковались после занятия 6 ноября 1920 г. Красной армией Крыма, когда десятки тысяч воинов Русской армии Врангеля, а также десятки тысяч русских мирных беженцев, поверив обещаниям амнистии, сдались в плен и были зверски убиты командами палачей под руководством эмиссаров из Москвы – Белы Куна и Розалии Землячки (Залкинд). – Ред.)

– Вы слышали, товарищ? Здесь, в больнице, лежит человек, который их видел.

– Кто кого видел?

– Мертвецов, – объяснила женщина, выходя из булочной с караваем хлеба, полученным по распределению.

– И среди них возвышается во весь рост священник с развевающимися волосами и воздетыми к небу руками, проклинающий нас и наш город. Все они стоймя бродят по морскому дну. Слышите, стоймя!

Слухи о бродящих мертвецах распространились от дома к дому, проникли в красноармейские казармы, в тюремные камеры приговоренных к смерти, поползли по узким кривым переулкам и трущобам Одессы, где обитал пролетариат. Вечером в городе, в разных концах, стали раздаваться угрозы по адресу руководителей красных.

На следующее утро в порту вспыхнул бунт и началась забастовка. Туда поспешил главный комиссар ЧК.

– Мертвые не бродят! Идиоты! – яростно кричал он возбужденным собравшимся. – Тела стоят прямо, потому что после трех дней пребывания в воде стремятся всплыть на поверхность, а груз, привязанный к ногам, держит их у дна. Кончайте базарить, товарищи, и возвращайтесь на свои рабочие места.

– Мертвые шлют вам свои проклятия! – крикнула какая-то женщина.

– Мертвые околдовали наш город, наших детей и тебя, сволочь! – взревела толпа.

Главный комиссар исчез за шеренгой чекистов с винтовками на изготовку.

– Очистить улицу! Разойдись!

Из толпы полетели камни, и люди, судя по всему, не собирались отступать.

Комиссар махнул рукой в кожаной перчатке. Когда дым рассеялся, улица была пуста. Главный комиссар, перешагивая через убитых, поспешил к своему автомобилю.

Пожилая женщина, сделав последний глоток, поставила чашку на блюдечко.

– Мы намереваемся освободить русский народ, – заверил я, – освободить от красного рабства и бессмысленного существования.

– До женитьбы мой муж принадлежал к меньшевикам, – продолжала моя собеседница. – Он тоже мечтал об освобождении народов России. Каждый россиянин мечтает об этом, независимо от его взглядов или ощущений. Но моему мужу в ходе борьбы пришлось столкнуться с теми же самыми явлениями, какие мы наблюдаем вокруг и сегодня. Он умер после двадцати лет принудительных работ, так и не дождавшись осуществления своей мечты, а расстрелы, виселицы и депортации по-прежнему продолжаются.